Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

1 сентября 1917

«Без Бога, без хлеба, без крова…»

Без Бога, без хлеба, без крова, — Со страстью! со звоном! со славой! — Ведет арестант чернобровый В Сибирь — молодую жену. Когда-то с полуночных палуб Взирали на Хиос и Смирну, И мрамор столичных кофеен Им руки в перстнях холодил. Какие о страсти прекрасной Велись разговоры под скрипку! Тонуло лицо чужестранца В египетском тонком дыму. Под низким рассеянным небом Вперед по сибирскому тракту Ведет господин чужестранный Домой — молодую жену.

3 сентября 1917

«Поздний свет тебя тревожит…»

Поздний свет тебя тревожит? Не заботься, господин! Я — бессонна. Спать не может Кто хорош и кто один. Нам бессонница не бремя, Отродясь кипим в котле. Так-то лучше. Будет время Телу выспаться в земле. Ни зевоты, ни ломоты, Сын — уснул, а друг — придет. Друг за матерью присмотрит, Сына — Бог побережет. Поделю ж, пока пригожа, И пока одной невмочь, — Бабью жизнь свою по-божьи: Сыну — день, а другу — ночь.

4 сентября 1917

«Я помню первый день, младенческое зверство…»

Я помню первый день, младенческое зверство, Истомы и глотка божественную муть, Всю беззаботность рук, всю бессердечность сердца, Что камнем падало — и ястребом — на грудь. И вот — теперь — дрожа от жалости и жара, Одно: завыть, как волк, одно: к ногам припасть, Потупиться — понять — что сладострастью кара — Жестокая любовь и каторжная страсть.

4 сентября 1917

Петров конь роняет подкову

(отрывок)

И, дрожа от страстной спеси, В небо вознесла ладонь Раскаленный полумесяц, Что посеял медный конь.

Сентябрь 1917

«Тот — щеголем наполовину мертвым…»

Тот — щеголем наполовину мертвым, А этот — нищим, по двадцатый год. Тот говорит, а этот дышит. Тот Был ангелом, а этот будет чертом. Встречают-провожают поезда И….. слушают в пустынном храме, И все глядит — внимательно — как даме — Как женщине — в широкие глаза. И все не может до конца вздохнуть Товарищ младший, и глотает — яро, Расширенными легкими — сигары И города полýночную муть. И коротко кивает ангел падший, Когда иссяк кощунственный словарь, И расстаются, глядя на фонарь, Товарищ старший и товарищ младший.

6 сентября 1917

«Ввечеру выходят семьи…»

Ввечеру выходят семьи. Опускаются на скамьи. Из харчевни — пар кофейный. Господин клянется даме. Голуби воркуют. Крендель Правит триумфальный вход. Мальчик вытащил занозу. — Господин целует розу. — Пышут пенковые трубки, Сдвинули чепцы соседки: Кто — про юбки, кто — про зубки. Кто — про рыжую наседку. Юноша длинноволосый, Узкогрудый — жалкий стих Сочиняет про разлуку. — Господин целует руку. Спят . . . . . ., спят ребята, Ходят прялки, ходят зыбки. Врет матрос, портной горбатый Встал, поглаживая скрипку. Бледный чужестранец пьяный, Тростью в грудь себя бия, Возглашает: — Все мы братья! — Господин целует платье. Дюжина ударов с башни — Доброй ночи! Доброй ночи! — Ваше здравие! За Ваше! (Господин целует в очи). Спит забава, спит забота. Скрипача огромный горб Запрокинулся под дубом. — Господин целует в губы.

6 сентября 1917

«И вот, навьючив на верблюжий горб…»

И вот, навьючив на верблюжий горб, На добрый — стопудовую заботу, Отправимся — верблюд смирен и горд — Справлять неисправимую работу. Под темной тяжестью верблюжьих тел — Мечтать о Ниле, радоваться луже, Как господин и как Господь велел — Нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи. И будут в зареве пустынных зорь Горбы — болеть, купцы — гадать: откуда, Какая это вдруг напала хворь На доброго, покорного верблюда? Но, ни единым взглядом не моля, Вперед, вперед, с сожженными губами, Пока Обетованная земля Большим горбом не встанет над горбами.

14 сентября 1917

«Аймек-гуарузим — долина роз…»

Аймéк-гуарýзим — долина роз. Еврейка — испанский гранд. И ты, семилетний, очами врос В истрепанный фолиант. От розовых, розовых, райских чащ Какой-то пожар в глазах. Луна Сарагоссы — и черный плащ. Шаль — дó полу — и монах. Еврейская девушка — меж невест — Что роза среди ракит! И старый серебряный дедов крест Сменен на Давидов щит. От черного взора и красных кос В глазах твоих — темный круг. И целое дерево райских роз Цветет меж библейских букв. Аймéк-гуарýзим — так в первый раз Предстала тебе любовь. Так первая книга твоя звалась, Так тигр почуял кровь. И, стройное тело собрав в прыжок, Читаешь — черно в глазах! — Как в черную полночь потом их сжег На красном костре — монах.

18 сентября 1917

«Запах, запах…»

Запах, запах Твоей сигары! Смуглой сигары Запах! Перстни, перья, Глаза, панамы… Синяя ночь Монако. Запах странный, Немножко затхлый: В красном тумане — Запад. Столб фонарный И рокот Темзы, Чем же еще? Чем же? Ах, Веной! Духами, сеном, Открытой сценой, Изменой!