Том 2. Поэзоантракт
вернуться

Северянин Игорь Васильевич
Шрифт:

1917. Октябрь

Петроград

Поэза бывшему льстецу

Одному из многих

Как вы могли, как вы посмели Давать болтливый мне совет? Да Вы в себе ль, да Вы в уме ли? Зачем мне ваш «авторитет»? Вы мелкий журналист и лектор, Чья специальность — фельетон, Как смели взять меня в свой спектор? Как смели взять свой наглый тон? Что это: зависть? «порученье»? Иль просто дурня болтовня? Ничтожества ли озлобленье На светозарного меня? Вы хамски поняли свободу, Мой бывший льстец, в искусстве тля, И ныне соблюдая моду, Поносите Вы короля! Прочь! Прочь! а ну Вас к Николаю! Работайте на экс-царе! Я так пишу, как я желаю, — Нет прозы на моем пере!.. А Вы, абориген редакций, Лакей газетных кулаков, Член подозрительнейших фракций, Тип, что «всегда на все готов»… Вы лишь одна из грязных кочек В моем пути, что мне до них? И лучшая из Ваших строчек — Все ж хуже худшей из моих! Не только Ваш апломб пигмея, — Апломб гигантов я презрел, И вот на Вас, льстеца и змея, Свой направляю самострел! Да ослепит Вас день весенний, И да не знают Вас века! Вы — лишь посредственность, я — гений! Я Вас не вижу свысока!

3 марта 1917

Гатчина

III. Револьверы революции

Гимн Российской Республики

Свобода! Свобода! Свобода! Свобода везде и во всем! Свобода на благо народа! Да радуемся! да живем! Мы русские республиканцы, — Отсталым народам пример! Пусть флагов пылают румянцы! Сверкает в руках револьвер! Победа! Победа! Победа! Над каждым в России царем! Победа — расплата за деда! Да радуемся, да живем! Столетья царями теснимы, Прозрели в предвешние дни: Во имя России любимой Царь свергнут — и вотмы одни! Труд, равенство, мир и свобода, И песня, и кисть со стихом — Отныне для счастья народа! Да радуемся! да живем!

1917. Гатчина — Петроград

Все — как один

Народу русскому дивитесь: Орлить настал его черед! Восстал из недр народный витязь И спас от деспота народ. Не важно знать — какое имя Носил народа лучший сын. Не важно знать — он шел какими Путями к пламени вершин. Но он пришел, освободитель! Но он возник, но он восстал! И голос был: «За мной идите!» Не гром ли то прогрохотал! Все, как один, рванулись люди За счастьем! за весной! за сном! Все, как один, вздохнули груди. Одно — во всех, и все — в одном! Но незачем идти им стало, — Свобода к ним из-за угла. В глазах, как солнце, заблистала И в душах факелы зажгла. И улыбнулась им Свобода: «Все, как один! Вот в чем секрет Удачи зрелого народа… Иных путей к свободе нет!» Благословен да будет витязь, Воспламенивший всех вперед! Народу русскому дивитесь: Пример народам — мой народ!

5 марта 1917

Орел

Моему народу

Народ оцарен! Царь низложен! Свободно слово и печать! Язык остер, как меч без ножен! Жизнь новую пора начать! Себя царями осознали Еще недавние рабы: Разбили вздорные скрижали Величьем солнечной судьбы! Ты, единенье, — златосила, Тобою свергнут строй гнилой! Долой, что было зло и хило! Долой позорное! Долой! Долой вчерашняя явь злая Вся гнусь! Вся низость! Вся лукавь! Долой эпоха Николая! Да здравствует иная явь! Да здравствует народ весенний, Который вдруг себя обрел! Перед тобой клоню колени, Народ — поэт! Народ — орел!

1917. Март 8, Москва

И это — явь?…

И это — явь? не сновиденье? Не обольстительный обман? Какое в жизни возрожденье! Я плачу! я свободой пьян! Как? неужели? все, что в мыслях — Отныне и на языке? Никто в Сибирь не смеет выслать? Не смеет утопить в реке? Поверить трудно: вдруг — все ложно?!.. Трепещет страстной мукой стих… Но невозможное — возможно В стране возможностей больших!

8 марта 1917

Москва

Баллада XII

«Когда отечество в огне, И нет воды — лей кровь, как воду». Вот что в укор поставить мне Придется вольному народу: Как мог я, любящий свободу, Поющий грезовый запой, Сказать абсурд такой в угоду Порыву гордости слепой?! Положим, где-то в глубине Своей души я эту «коду» Тогда ж отбросив, как во сне, Пытал и прозревал природу. И вскоре же обрел я оду Любви и радости земной, Проклятью предал я невзгоду Порыва гордости слепой. «Стихи в ненастный день» — зане Вот увертюра к любвероду. Они возникли в вышине Подобные громоотводу. Не минами грузи подводу, А книжек кипою цветной; Лей зрячую, живую воду На веки гордости слепой! Проклятье пасмурному году, Мир зачумившему войной, И вырождавшемуся роду Державной гордости слепой!

1917. Апрель

Гатчина

Баллада XIII

Непоняты моей страной «Стихи в ненастный день», три года Назад написанные мной Для просвещения народа. В них — радость, счастье и свобода, И жизнь, и грезы, и сирень! Они свободны, как природа, Мои «Стихи в ненастный день»! Не тронута моей струной Осталась рабская порода, Зерно, посеянное в зной, Не принесло тогда приплода. Что для морального урода Призыв к любви? Урод — как пень… Затмила дней ненастных мода Мои «Стихи в ненастный день». И только этою весной Народ почуяв ледохода Возможность раннего, волной Потек, волною вешневода Разлился, не оставив брода Для малодушных, свергнув лень, И осознался. Прочь, невзгода! Вперед, «Стихи в ненастный день»! И я, издревле воевода, Кричу в просторы деревень: Что как не человеку ода — Мои «Стихи в ненастный день»?!

1917. Апрель

Гатчина

Баллада XIV

Должна быть кончена война, Притом — во что бы то ни стало: Измучилась моя страна, Нечеловечески устала. Есть примененье для металла Гораздо лучше, чем твой брат. Да свергнут ужас с пьедестала Министр, рабочий и солдат! Должна быть всем троим видна (Иль вам трех лет кровавых мало?) Смерть, что распутна и жадна, Зев гаубицы, сталь кинжала. Из пасти смерти вырвав жало, Живи, живой, живому рад! Не я — вам это жизнь сказала, Министр, рабочий и солдат! Все, все вкрови: вода, луна, Трава, лампасы генерала. В крови зеленая весна, Сменила кровь вино бокала. Кровь все покрыла, захлестала. Для крови нет уже преград. У вас глаза сверкают ало, Министр, рабочий и солдат! Взгляните на себя сначала: Не вами ль создан этот ад? Долой войну! Долой Ваала, Министр, рабочий и солдат!