Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

22 января 1925

«Променявши на стремя…»

Променявши на стремя — Поминайте коня ворона! Невозвратна как время, Но возвратна как вы, времена Года, с первым из встречных Предающая дело родни, Равнодушна как вечность, Но пристрастна как первые дни Весен… собственным пеньем Опьяняясь как ночь — соловьем, Невозвратна как племя Вымирающее (о нем Гейне пел, — брак мой тайный: Слаще гостя и ближе, чем брат…) Невозвратна как Рейна Сновиденный убиственный клад. Чиста-злата — нержавый, Чиста-сéребра — Вагнер? — нырни! Невозвратна как слава Наша русская…

19 февраля 1925

«Рас — стояние: версты, мили…»

Рас — стояние: версты, мили… Нас рас — ставили, рас — садили, Чтобы тихо себя вели По двум разным концам земли. Рас — стояние: версты, дали… Нас расклеили, распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это — сплав Вдохновений и сухожилий… Не рассóрили — рассорили, Расслоили… Стена да ров. Расселили нас как орлов — Заговорщиков: версты, дали… Не расстроили — растеряли. По трущобам земных широт Рассовали нас как сирот. Который уж, ну который — март?! Разбили нас — как колоду карт!

24 марта 1925

«Русской ржи от меня поклон…»

Русской ржи от меня поклон, Ниве, где баба застится. Друг! Дожди за моим окном, Беды и блажи нá сердце… Ты, в погудке дождей и бед То ж, что Гомер — в гекзаметре, Дай мне руку — на весь тот свет! Здесь — мои обе заняты.

Прага, 7 мая 1925

«Высокомерье — каста…»

Высокомерье — каста. Чем недохват — отказ. Что говорить: не часто! В тысячелетье — раз. Всё, что сказала — крайний Крик морякам знаком! А остальное — тайна: Вырежут с языком.

16 мая 1925

«Слава падает так, как слива…»

Слава падает так, как слива: Нá голову, в подол. Быть красивой и быть счастливой! (А не плохой глагол — Быть? Без всякого приставного — Быть и точка. За ней простор.) Слава падает так, как слово Милости на топор Плахи, или же как на плиты Храма — полдень сухим дождем. Быть счастливой и знаменитой? Меньшего обождем Часа. Или же так, как целый Рим — на розовые кусты. — Слава! — Я тебя не хотела: Я б тебя не сумела нести.

17 мая 1925

«От родимых сёл, сёл…»

От родимых сёл, сёл! — Наваждений! Новоявленностей! Чтобы поезд шел, шел, Чтоб нигде не останавливался, Никуда не приходил. В вековое! Незастроенное! Чтобы ветер бил, бил, Выбивалкою соломенною Просвежил бы мозг, мозг — Всё осевшее и плесенное! — Чтобы поезд нёс, нёс, Быстрей лебедя, как в песенке… Сухопутный шквал, шквал! Низвержений! Невоздержанностей! Чтобы поезд мчал, мчал, Чтобы только не задерживался. Чтобы только не срастись! Не поклясться! не насытиться бы! Чтобы только — свист, свист Над проклятою действительностью. Феодальных нив! Глыб Первозданных! незахватанностей! Чтобы поезд шиб, шиб, Чтобы только не засматривался На родимых мест, мест Августейшие засушенности! Всё едино: Пешт, — Брест — Чтобы только не заслушивался. Никогда не спать! Спать?! Грех последний, неоправданнейший… Птиц, летящих вспять, вспять По пятам деревьев падающих! Чтоб не ночь, не две! — две?! — Еще дальше царства некоего — Этим поездом к тебе Все бы ехала и ехала бы.

Конец мая 1925

«Брат по песенной беде…»

Брат по песенной беде — Я завидую тебе. Пусть хоть так она исполнится — Помереть в отдельной комнате! — Скольких лет моих? лет ста? Каждодневная мечта.
* * *
И не жалость: мало жил, И не горечь: мало дал. Много жил — кто в наши жил Дни: всё дал, — кто песню дал. Жить (конечно не новей Смерти!) жилам вопреки. Для чего-нибудь да есть — Потолочные крюки.

Начало января 1926

«Тише, хвала…»

Тише, хвала! Дверью не хлопать, Слава! Стола Угол — и локоть. Сутолочь, стоп! Сердце, уймись! Локоть — и лоб. Локоть — и мысль. Юность — любить, Старость — погреться: Некогда — быть, Некуда деться. Хоть бы закут — Только без прочих! Краны — текут, Стулья — грохочут, Рты говорят: Кашей во рту Благодарят «За красоту». Знали бы вы, Ближний и дальний, Как головы Собственной жаль мне — Бога в орде! Степь — каземат — Рай — это где Не говорят! Юбочник — скот — Лавочник — частность! Богом мне — тот Будет, кто даст мне — Не времени! Дни сочтены!— Для тишины — Четыре стены.

Париж, 26 января 1926

«Кто — мы? Потонул в медведях…»

Кто — мы? Потонул в медведях Тот край, потонул в полозьях. Кто — мы? Не из тех, что ездят — Вот — мы! А из тех, что возят: Возницы. В раненьях жгучих В грязь вбитые — за везучесть. Везло! Через Дон — так голым Льдом. Хвать — так всегда патроном Последним. Привар — несолон. Хлеб — вышел. Уж так везло нам! Всю Русь в наведенных дулах Несли на плечах сутулых. Не вывезли! Пешим дралом — В ночь, выхаркнуты народом! Кто мы? да по всем вокзалам! Кто мы? да по всем заводам! По всем гнойникам гаремным [7] — Мы, вставшие за деревню, За — дерево… С шестерней, как с бабой, сладившие — Это мы — белоподкладочники? С Моховой князья да с Бронной-то — Мы-то — золотопогонники? Гробокопы, клополовы — Подошло! подошло! Это мы пустили слово: Хорошо! хорошо! Судомои, крысотравы, Дом — верша, гром — глуша, Это мы пустили славу: — Хороша! хороша — Русь! Маляры-то в поднебесьице — Это мы-то с жиру бесимся? Баррикады в Пятом строили — Мы, ребятами. — История. Баррикады, а нынче — троны. Но все тот же мозольный лоск. И сейчас уже Шарантоны Не вмещают российских тоск. Мрем от них. Под шинелью драной — Мрем, наган наставляя в бред… Перестраивайте Бедламы: Все — малы для российских бед! Бредит шпорой костыль — острите! — Пулеметом — пустой обшлаг. В сердце, явственном после вскрытья — Ледяного похода знак. Всеми пытками не исторгли! И да будет известно — там: Доктора узнают нас в морге По не в меру большим сердцам.

7

Дансёры в дансингах (прим. автора)