– Господи, какая ты сладкая…

Он губами прочертил дорожку к другому соску, ладонь его заскользила вниз, кончик пальца замер между бедрами, и Карли резко выгнулась навстречу, шепотом снова и снова повторяя его имя.

Жаркая влага ее любви - к нему, только к нему - едва не довела его до взрыва.

– Я не могу ждать, - сказал он.
– Прости.

– Кто просит тебя ждать?

Одним мощным толчком он оказался внутри нее, наслаждаясь трепетом сошедшейся вокруг него плоти. Он не устал бы от этого чуда, даже если бы оно повторялось десять раз в день всю оставшуюся жизнь.

Не прекращая ритмичных движений, он просунул ладонь между их телами и отыскал пылающий страстью бугорок. Чейз почувствовал спазм ее близкого взрыва, и Карли, закинув назад голову, выкрикнула его имя в темнеющее над огромными соснами небо. Эхо разнесло этот восторженный крик по горам, заглушая последний сладостный стон Чейза.

Сознание медленно возвращалось к нему вместе с отчаянным желанием рассказать Карли о своих чувствах, о своей любви к ней. Но он боялся, что она не готова к таким словам, что снова замкнется и оттолкнет его. А потому Чейз просто обнял ее и снова окунулся в теплую воду.

Уже снова устроившись на гладком выступе, он приподнял ее на коленях и, гладя шелковую кожу, шептал нежные слова благодарности.

Блаженство объятий Чейза и теплой воды, сомкнувшейся вокруг них, превышало все, что Карли могла себе вообразить в жизни. Ей казалось, что любовь с ним прошлой ночью была невероятным, неповторимым впечатлением. Но то, что произошло сейчас, она не рискнула бы передать никакими словами.

– Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я мечтал оказаться здесь вот так с тобой.
– Его голос хрипловатой лаской прошелестел у ее уха.

Она вздрогнула и резко обернулась, когда смысл сказанного дошел до нее.

– Со мной?! Ты мечтал обо мне?

Чейз криво улыбнулся.

– Постоянно. Должен признаться, что фантазии по сравнению с реальностью - все равно что весенний ветерок по сравнению с бушующим торнадо.

– Ты имеешь в виду… с тех пор, как я вернулась в город, верно?

– Приблизительно с тех пор, радость моя, как тебе исполнилось пятнадцать. Я считал себя настоящим негодяем. Девятнадцатилетний парень, с вожделением мечтающий о маленькой болтушке, которую он знал чуть ли не с пеленок! Ужас.

С минуту Карли могла лишь смотреть на него, совершенно потеряв дар речи. Как он мог что-то к ней испытывать, если она была всего лишь нахальной и прилипчивой девчонкой, повсюду таскающейся за братом и его другом? И ведь он ни на секунду не дал ей этого понять. Он обращался с ней в точности как Майк, чисто по-братски, поддразнивая и любовно оберегая.

– Но ты ведь никогда… Ты даже не…

– Что? Ничем не выдал себя? Черт, Карли, тебе же было всего пятнадцать! А я был практически взрослым человеком, который твердо знал, что не имеет права допускать такого рода мысли относительно младшей сестренки своего лучшего друга. А когда ты наконец начала взрослеть, ты не подпускала меня к себе и на милю.

«У него, должно быть, что-то с памятью, - подумала она.
– Господи, да он же перебрал чуть ли не всех девчонок в округе. Уж ей-то это отлично известно!» Она не забыла, как готова была расцарапать физиономию его очередной пассии. Хотя - что правда, то правда - он не проявлял ни к одной особого интереса до тех пор… до тех пор…

– А как же Джесси?
– вырвалось у нее, и выражение его лица вдруг стало замкнутым и холодным, как самые дальние вершины Уинд-Ривер зимой.

– Джесси не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.

«Ну ясно, не имеет», - с горечью беззвучно отозвалась она. Какая бы физическая страсть их ни связывала, она оказалась не слишком глубокой. Иначе Чейз и сейчас бы был рядом с девушкой своего лучшего друга.

Карли дернулась было из его объятий, но руки Чейза безжалостно сошлись вокруг нее.

– Прекрати, Карли.
– Она все еще отпихивала его.
– Послушай меня, пожалуйста. Можешь ты хоть раз не удирать от меня?

Весь ее пыл испарился, и она обмякла в кольце его рук.

– Все мы той весной наделали ошибок, - тихо произнес Чейз.
– И у этих ошибок были ужасные последствия. Я ничего не могу поделать с ними, их уже не исправишь. Сотни раз, нет, черт возьми, сотни тысяч раз я мечтал, чтобы я тогда поступил по-другому. Но прошлое не вернешь. Майка больше нет, и как бы нам ни хотелось это изменить, - ты не хуже меня понимаешь невозможность такого желания. Единственное, что мы все-таки можем изменить, это наше собственное отношение к тому, что случилось. Так что же лучше - получить опыт из этого горького урока или позволить случившемуся всю жизнь давить на нас и уничтожать все то хорошее, что жизнь может нам предложить, пока у нас останется лишь пригоршня пепла в руках?