Шрифт:
Она обернулась к нему, такому родному, такому красивому, и сердце ее застонало от боли.
Как ей с этим справиться? Как ей снова вернуться к отношениям вежливым и безличным, если все, о чем она в состоянии думать, - это сладость его поцелуев?
9
Чейз никак не мог взять в толк, что произошло.
Только что Карли смеялась и шутила с ним, такая теплая и близкая. А уже в следующий момент окатила его холодом, как горный ручей ранней весной.
Они целый день погоняли лошадей и благодаря подсохшей дороге проделали немалый путь, так что Чейз надеялся еще засветло добраться до того места, где они оставили пикап. Очень увлекательной, правда, Чейз эту поездку не назвал бы. Всякий раз, когда он обращался к Карли, она отвечала ему односложно и холодно.
Несколько часов назад он подъехал к ней поближе и дотронулся до ее руки, чтобы показать что-то интересное. Она дернулась, как будто он ткнул в нее горящим факелом, - и пришпорила Искорку.
Его первой реакцией было недоумение, и пару часов Чейз провел в раздумьях, пытаясь вычислить, где и что именно он сделал не так. Но никаких разумных объяснений подобному ее поведению он найти не смог, и теперь осталась самая примитивная злость за ее упрямое нежелание с ним разговаривать.
– Сделаем остановку на ленч, - объявил Чейз, когда они добрались до красивой поляны, поросшей высокой травой и пестрыми цветами.
– Нет, - отозвалась она.
– Я не хочу есть. Поедем дальше.
За все утро это была ее самая длинная речь. От яростной хватки Чейза поводья едва не лопнули у него в руках.
– Лошадям нужен отдых. Так что мы остановимся.
– Голос против его воли выдал всю глубину его раздражения.
– Не нравится - можешь освободить лошадь от своей маленькой попки и отправляться пешком.
Карли пожала плечами и спрыгнула с Искорки.
Он сдернул рюкзак с седла, рывком выхватил из дорожного холодильника пару банок содовой и сандвичи, которые приготовил утром, и швырнул Карли ее долю. Она поймала на лету, свистнула Джексона и направилась к соснам, стеной огораживающих поляну.
– Хочу размять ноги, - сказала она, так ни разу и не взглянув ему в лицо.
– Поешь пока, а мы вернемся, когда лошади отдохнут.
– Я с тобой… - начал было он, но Карли уже скрылась в густом кустарнике.
Пес одарил Чейза долгим извиняющимся взглядом - и нырнул вслед за ней.
Ошарашенный, Чейз несколько минут молча смотрел им вслед, а потом в порыве дикого бешенства швырнул сандвич на землю и разразился длинной тирадой ругательств, которые в детстве стоили бы ему хорошей взбучки.
– Что за идиотизм, что за ослиное упрямство…
Проклятие, он уже сыт по горло этими бесконечными обвинениями. Сколько можно нести ответственность за все ее несчастья в жизни! Чейз не сомневался, что ее вернувшаяся неприязнь так или иначе связана с Майком и событиями той страшной весны.
Нужно догнать ее и выложить всю правду. Вот так взять - и сказать все как есть: что пора бы уже ей повзрослеть и признать тот горький факт, что в жизни случаются и ужасные вещи, и нельзя проводить все оставшиеся дни в поисках виноватого! Нужно пойти и рассказать ей все начистоту - все, до последней кошмарной детали - о той весне, о Майке и Джесси и об идиотском, эгоистичном выборе своего лучшего друга, том выборе, который круто изменил жизни стольких людей.
Да, нужно бы сделать именно так. Но он не сделает, во всяком случае, не сейчас. Во-первых, он дал клятву Джесси. А во-вторых, он просто не в силах доставить такую боль Карли и рисковать их и без того шаткими отношениями.
Его сандвич облепили оводы. Отлично. Теперь он не только зол, но и голоден. Не успел он об этом подумать, как понял, что злость исчезла. И остался только острый привкус страха.
Карли вернулась, когда он, наскоро проглотив какие-то консервы, снова навьючивал лошадей рюкзаками. Сперва до него донесся лай Джексона, и он обернулся. Карли медленным шагом направлялась к нему.
– Ну, как прогулка?
Она пожала плечами, все еще не поднимая на него глаз.
– Ничего. Мы прошли вдоль ручья до большой запруды, Джексон спугнул бобров, и они подняли такой шум в воде, что мой громадный храбрый пес превратился в трусливую жалкую собачонку.
Итак, Карли нарушила обет молчания. Чейз не знал, то ли ему удовольствоваться этим коротким диалогом, то ли довести ее поцелуями до бесчувствия, чтобы уничтожить этот холодный, беспристрастный тон.
Весь остаток дня они обменивались вежливыми фразами, как два малознакомых человека, а лошади уносили их все дальше и дальше от мест, где их сделала счастливыми, - пусть даже на короткое время - неистовая страсть. Они беседовали о погоде, о ежегодном праздновании Дня города, который ожидался через пару недель, вспоминали общих знакомых.