Шрифт:
— Саймон… — она схватила друга за руку.
— Тебе просто нужно время для работы, — продолжал он, игнорируя ее попытки что-то сказать.
Она снова посмотрела на Хэйдона. Он откинулся на спинку стула и бесстыдно ее разглядывал. Кэти стиснула зубы. Очевидно, он получает огромное удовольствие, изводя ее.
— Да, я знаю, но…
— Хватит думать о других. Позаботься наконец о себе.
Саймон все говорил, а Хэйдон улыбался все шире.
— Ты закончил? — не выдержала Кэти.
— Что? — Саймон рассеянно взглянул на свою тарелку. — Да, наверное. Хочешь десерт?
— Я хочу домой, — твердо сказала Кэти. — Чтобы показать тебе некоторые свои наброски.
— А как же кофе? — спросил Саймон.
— Я сварю тебе кофе. — Кэти была непреклонна.
— А ты изменилась, — заметил Саймон. — Да, очень изменилась.
Кэти, пропустив мимо ушей его последние слова, попросила официантку принести счет. Саймон вытащил кредитную карточку.
— Я все-таки думаю, — вздохнул он, — «Тримэйн траст» — это то, что тебе нужно.
— Опять Тримэйн! Сколько можно о нем говорить! — воскликнула Кэти.
Человек за спиной Саймона вздрогнул. Она быстро отвела взор, но все же успела заметить, как сузились его холодные голубые глаза.
— Я говорю не о нем, а о его компании, — возразил Саймон. — Сам он вроде бы человек очень замкнутый. И абсолютный невежда.
Кэти вдруг надоело понижать голос.
— Я не удивлена, что он невежда, — громко сказала она. — У него ужасно невоспитанный садовник, а сад больше походит на лужайку перед Букингемским дворцом.
Хэйдон, слышавший каждое слово, снисходительно улыбнулся.
Саймон наконец заплатил по счету, и Кэти потянула его за рукав.
— Да забудь ты про его сад. У него куча денег. За это ему можно простить любые недостатки, — сказал Саймон.
Кэти знала, что Хэйдон наблюдает за ней. И слышит каждое слово их разговора, а Саймон, как назло, никак не может заткнуться.
— Познакомься с этим миллионером, расскажи ему, что к чему, научи разбираться в искусстве, перевоспитай, очаруй его, и он устроит тебе персональную выставку.
Хэйдон усмехнулся.
— Давай лучше помолчим, — тихонько предложила Кэти.
Саймон обнял ее за талию, и они вместе вышли на улицу. Стоял чудесный майский вечер.
Хэйдон был в шоке. Перевоспитать его? Эта безмозглая девчонка, у которой хватило ума влезть на сирень, а потом свалиться в соседский сад, называет его невеждой? Немыслимо!
Чувство удовлетворения испарилось. Он снова разозлился. Все хотят изменить его жизнь! Он устал.
Он устал, но надо собраться с силами и преподать ей хороший урок.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пока Саймон быстро просматривал оставшиеся ее работы, Кэти сварила кофе, а потом покорно отвечала на его вопросы.
— Почему ты перестала писать натуру?
— Мне не по карману нанимать моделей. — Кэти шмыгнула носом.
Саймон огляделся.
— Здесь всюду зеркала. Почему бы тебе не попробовать написать себя?
Кэти напряглась. Ее рука инстинктивно прикрыла живот.
— Это скучно.
— А если просто автопортрет?
За что ей нравился Саймон — он никогда не задавал лишних вопросов.
— Я не справлюсь.
Саймон хмыкнул, глотнул кофе, а потом подозрительно прищурился и спросил:
— Ты уверена?
Кэти пожала плечами.
— Автопортрет мне пока не одолеть, не хватит сноровки.
— Тогда найми модель для портрета. Это не так дорого.
— Не могу.
— Чего ты боишься? Неужели ты из тех, кто влюбляется в своих моделей?
Почти угадал. Она принужденно рассмеялась.
— Мы не в Париже.
— Тогда в чем дело? — не унимался Саймон. — Кстати, когда мне сообщили, что ты переехала, я решил, что ты наконец нашла себе парня по душе.
Кэти укоризненно посмотрела на него. Саймон вздохнул. За все эти годы он привык, что она ловко уходит от ответов на щекотливые вопросы.
— Ты замечательный художник. — Он бросил взгляд на картины. — Я возьму вот эту и эту. Думаю, их ждет успех. И если у тебя появится еще пара интересных работ, я с радостью их приму. Обратись к драме. Никаких фиалок и маргариток. Ты сможешь. У тебя есть месяц.
Он допил кофе и направился к двери. Кэти пошла его провожать.
Когда его шаги замерли вдали и сквер перед домом опустел, она вдруг почувствовала себя очень одинокой. Ночь была теплой. Никакого намека на ветер. Кэти подняла голову, но звезд не было видно: слишком ярко горели огни ночного города.