Тем не менее 1 июня по требованию правительства состоялось закрытое заседание парламента, в котором прокурор Петербургской судебной палаты предъявил 55 депутатам обвинение в подготовке за­говора, направленного «к ниспровержению государственного строя», и потребовал немедленного лишения 16 членов Думы депутатской неприкосновенности. Дума не пожелала удовлетворить эти требова­ния власти, не проверив основательности выдвинутых обвинений. В тексте пресловутого «наказа» оказались только жалобы на бессмысленную тяготу солдатской лямки и призыв депутатам «заговорить... в Думе» о том, как «запирает начальство солдат в каменные клетки-ка­зармы, как мучает их непосильной и ненужной работой, как терзает их бессмысленными учениями...» На улику в подготовке военного мя­тежа бумага никак не тянула. Для расследования обстоятельств дела была создана думская комиссия под председательством историка Александра Кизеветтера. Она должна была доложить результаты сво­ей работы в понедельник 4 июня, но ее выводов никто не стал дожи­даться.

Прокуратура, у которой по случаю революции было много и более насущных забот, обнаружила из ряда вон выходящее рвение в отно­шении думцев, разумеется, не по собственному почину. За спиной ок­ружного прокурора маячила внушительная фигура премьер-минист­ра Петра Аркадьевича Столыпина, находившегося в то время в апогеевлияния на государя. У честолюбивого премьера был свой план прек­ращения «смуты» и построения «великой России», но для исполнения этого плана нужны были совсем другие законодатели. Посему вместе с указом о роспуске было опубликовано новое «Положение о выборах в Государственную думу», радикально менявшее облик нижней пала­ты российского парламента. Избирательное законодательство по точ­ному смыслу российской конституции — Основных государственных законов от 26 апреля 1906 г. — не могло быть изменено без одобре­ния Государственной думы. Издание нового Положения в порядке чрезвычайного законодательства было грубым попранием Основных законов — то есть государственным переворотом, единственным дос­тоинством которого было отсутствие рукоприкладства и стрельбы по народным избранникам. Почитатели премьера немедленно углядели в нем «российского Бисмарка». Создателю великой Германии тоже пришлось распустить парламент и изменить избирательный закон.

«Бесстыжий» закон и послушная Дума

Состав Думы первых двух созывов предопределялся «виттевским» из­бирательным законом 11 декабря 1905 г. Закон этот имел несчаст­ную судьбу. В феврале 1905 г. под впечатлением начальных событий революции рескриптом на имя министра внутренних дел А. Г. Булыгина Николай II повелел созвать совещательную Думу, не имевшую за­конодательных прав. Закон о выборах в «булыгинскую думу» был опубликован 6 августа 1905 г. Страна единодушно такую Думу бой­котировала. Совещательное представительство уже никого не могло удовлетворить. Революция продолжалась. Наконец, под давлением всеобщей стачки Николаю II пришлось 17 октября 1905 г. подписать манифест, которым Думе сообщались законодательные права, а пра­вительству, во главе которого был поставлен извлеченный из опалы Витте, было повелено, «не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в ме­ре возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены из­бирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательно­му порядку».

В результате «виттевский» закон сохранил основные черты «булыгинского», в который наскоро были внесены лишь некоторые сущест­венные поправки. Выборы не были всеобщими, к участию в них не допускались женщины, молодежь до 25 лет, деревенские батраки, во­еннослужащие действительной службы и некоторые разряды «ино­родцев». Выборы не были прямыми. Избиратели выбирали «выбор­щиков», которые, сойдясь в общем губернском собрании, уже выби­рали непосредственно депутатов. Выборы оставались неравными. Избиратели делились на четыре курии — землевладельческую, городс­кую, крестьянскую и рабочую. Для участия в выборах по первым двум куриям устанавливался довольно высокий имущественный ценз. По рабочей курии к выборам допускались лишь мужчины, занятые на предприятиях, имевших не менее 50 рабочих. Для крестьянской ку­рии вместо ограничительных цензов устанавливались многоступенча­тые выборы «выборщиков». Куриальная система была выстроена та­ким образом, что один выборщик приходился на 2 тысячи землевла­дельцев, 4 тысячи горожан, 30 тысяч крестьян и 90 тысяч рабочих.

Закон намеренно предоставлял крестьянству почти половину мест (42%) в губернских собраниях выборщиков. Власти верили, что «му­жичок» (хорошо бы еще и неграмотный, ценз грамотности был исклю­чен из проекта булыгинского закона) сохранит верность самодержа­вию и будет верной опорой власти в условиях новой смуты. Дворян­ство — главный поставщик либеральных оппозиционеров — лишалось доверия монарха.

Однако купить лояльность крестьянина мог только земельный за­кон, урезавший помещичье землевладение. Справедливо решить наи­более острый тогда для страны аграрный вопрос, по мысли крестьян­ства, значило отобрать помещичьи земли, данные некогда за военную службу и удерживаемые после отмены обязательной службы дворян 18 февраля 1762 г. безо всякого на то права.

Умеренный вариант подобного закона разработал в конце 1905 г. главноуправляющий землеустройством и земледелием Николай Кутлер. В преамбуле указывалось, что «слишком упорное отстаивание принципа неприкосновенности частной собственности и свободы рас­поряжения ею может привести при современных условиях к тому, что владельцы лишатся всего, и притом на самых разорительных для себя и для всей страны условиях». Проект предусматривал принудительное отчуждение части помещичьих земель в пользу крестьянства.

Наиболее дальновидные и практичные из крупных землевладель­цев были готовы пожертвовать частью земельной собственности ради легитимации оставшейся. Даже дворцовый комендант Д.Ф. Трепов, человек очень недалекий, говорил Витте: «Я сам помещик, и буду весь­ма рад отдать даром половину моей земли, будучи убежден, что только при этом условии я сохраню за собою вторую половину». Однако боль­шинство дворян выступило решительно против кутлеровского проек­та. Главное возражение их сводилось к тому, что «никакие частичные мероприятия по передаче крестьянам частновладельческих земель не приведут к успокоению их, так как они всегда будут стремиться, обод­ренные к тому в своих вожделениях, к полному захвату всей земель­ной собственности». Аргументация произвела сильное впечатление на Николая II. В результате Кутлер был с позором отставлен в феврале 1906 г. и «с горя пошел в кадеты» — предложил свои наработки Конс­титуционно-демократической партии, которая, вооружившись кутлеровским проектом, имела на выборах большой успех.

Крестьянская Дума на деле оказалась левой. Правые — откровен­но черносотенные — партии в Думу не попали. Из 478 мест большин­ство (179 мандатов) получили кадеты, отстаивавшие программу «принудительного отчуждения». Крестьяне, стоявшие на позициях партии социалистов-революционеров, формально выборы бойкоти­ровавшей, образовали «трудовую» фракцию и выступили с собствен­ным аграрным проектом («проект 104-х»), предусматривавшим на­ционализацию всех земель, превышавших «трудовую норму», то есть не обрабатываемых силами владельца и его семьи. К левым фракци­ям в решении социально-политических проблем примыкали «беспар­тийные» крестьяне и 70 «автономистов» — представителей окраин.