Шрифт:
Подробнее на эту тему:
Выскочков В.Л. Император Николай I: человек и государь. СПб., 2003. Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М., 1993.
Эпоха Николая I в воспоминаниях и свидетельствах его современников. М., 2001.
Янов А.Л. Россия против России. Очерки истории русского национализма 1825-1921. Новосибирск, 1999.
67 — Отступничество русского Галилеянина
10 октября 1860 г. собравшиеся в здании кадетского корпуса на Васильевском острове (бывший дворец А.Д. Меншикова) на очередное заседание члены Редакционных комиссий, заканчивавших подготовку окончательного проекта крестьянской реформы, нашли двери своей залы закрытыми. Комиссии были упразднены и дела их переданы Главному комитету по крестьянскому делу. Подготовку великой реформы передали из рук приглашенных правительством экспертов, «сведущих людей» из общества — «свободного совещательного элемента», по точному выражению одного из лидеров комиссий, высокопоставленным бюрократам. Первые были в основном либералами, стремившимися освободить крестьян на вполне приемлемых для них условиях, вторые — крепостниками и консерваторами, стоявшими на страже выгод помещиков.
Образованное русское общество в очередной раз было отстранено от участия в перемене судьбы своей собственной страны, что не могло не усилить и без того немалое его отчуждение от власти, трагически сказавшееся в финале царствования Александра П.
Справедливости ради надо заметить, что свой вклад в такой поворот событий внесли и сами либералы, убежденные, что в России государству как движителю прогресса альтернативы нет, а дворянство только осложняет дело борьбой за свои корыстные интересы.
Но и власть поступила недальновидно. Отказываясь от сотрудничества с либералами разных мастей, она усиливала революционный и консервативный лагери, влияние которых на судьбы страны могло быть (а в итоге и стало: первого — до 1881 г., второго — после) весьма опасным.
В феврале 1858 г., в третью годовщину правления царя-реформатора, неугомонный критик самодержавия, политический эмигрант Александр Герцен напечатал в «Колоколе» статью, где приветствовал Александра II словами: «Ты победил, Галилеянин!» Таковы были, если верить благочестивой христианской легенде, предсмертные слова римского императора Юлиана. Император получил прозвище «отступника», ибо всю жизнь свою боролся с христианством (считал его провинциальной «галилейской» ересью) и восстановил язычество в качестве официальной религии империи. Восклицание стало крылатой фразой, выражающей сознание смирения перед истиной, признание себя побежденным.
«Имя Александра II, — объяснялся в любви к императору Герцен, — отныне принадлежит истории... Начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут! Но из этого не следует, чтоб он мог безнаказанно остановиться». Александр остановился.
Реформа и революция
Классики отечественной исторической науки С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, описывая основные факторы российского исторического процесса, в качестве одного из важнейших выделяли «ход внешних событий». Действительно, изучая родную историю, трудно отделаться от мысли, что основные импульсы для своего развития мы получали и продолжаем получать извне. Достаточно вспомнить роль норманнов в процессе складывания древнерусского государства и ордынцев — в образовании московского государства, значение войны за балтийское побережье как движущей силы петровских реформ и так далее — вплоть до Горбачева и перестройки, вызванной в основном проигранной «холодной войной». Как будто бы в огромном организме российской государственности отсутствует ген саморазвития, подменяемого постоянными «революциями сверху».
Реформы Александра II не были исключением из этого правила. Необходимость преобразований понимали и его отец, и дядя, но на коренные перемены решился именно сын (и племянник), известие о рождении которого, кстати, Александр I получил после произнесения на открытии первого польского сейма в 1818 г. своей знаменитой «варшавской речи», обещавшей конституцию для России.
Решился только после страшной внешнеполитической катастрофы Крымской войны (1853—1856), показавшей вполне реальную угрозу потери Россией статуса великой европейской державы. Именно военное поражение и стало главной причиной взятого правительством курса на реформы. Как писал В.О. Ключевский, «хмурясь и робея, пережевывая одни и те же планы, из царствования в царствование отсрочивая вопрос малодушными попытками улучшения, не оправдывавшими громкого титула власти, довели дело к половине XIX века до того, что его разрешение стало требованием стихийной необходимости, особенно когда Севастополь ударил по застоявшимся умам».
Впервые после нарвской «конфузии» 1700 г. Россия потерпела столь унизительное поражение. Она сдала противнику героически оборонявшийся Севастополь, потеряла часть Бессарабии, военно-морские базы и военный флот на Черном море. Война обнажила колоссальное отставание страны, многочисленные пороки и упущения в военной и прочих сферах жизни огромной крепостной империи. Как вскоре после восшествия на трон писал сам Александр, «первое дело — нужно освободить крестьян, потому что здесь узел всех зол».
В настроении русского общества за годы войны тоже произошли разительные перемены. Оно как бы приходило в себя, распрямлялось после «чугунного катка» предшествовавшего царствования. Характерен разговор двух великих русских историков — С.М. Соловьева и Т.Н. Грановского, встретившихся на панихиде по Николаю I в университетской церкви св. Татьяны. В своих записках Соловьев вспоминает: «Первое мое слово ему было: "Умер!" Он отвечал: "Нет ничего удивительного, что он умер; удивительно то, как мы с вами живы"». Живые заговорили, и приговор их был неутешителен. Даже такой апологет николаевского режима, как профессор Московского университета историк Михаил Погодин (один из столпов «официальной народности»), в 1856 г. в своих знаменитых «Историко-политических письмах» писал: «прежняя система отжила свой век». Самообольщение насчет благодетельной особливости русского пути было развеяно. Даже Погодин вынужден был признать, что «нельзя жить в Европе и не участвовать в общем ее движении».