Происходил этот разговор четырнадцать лет назад, а фермер, фамилия которого Экимян, до сих пор жив-здоров.

Впрочем, страховой агент предпочитал иметь дело с людьми более просвещенными, чем фермеры. Он сам окончил колледж, ему были больше по душе люди, с которыми он мог часами толковать о посторонних предметах, чтобы затем завести разговор о страховании жизни. Нередко он ездил за двести миль в Сан-Франциско ради удовольствия побеседовать с зубным врачом, также окончившим колледж.

Однажды страховой агент решил прокатиться через всю страну на своем «бьюике» в Бостон — от одного океана до другого. Дорога занимала десять дней. В пути он рассчитывал увидеть много интересного, а в самом Бостоне — повидаться с сестрой, ее мужем и их одиннадцатью отпрысками. Задумано — сделано. Он съездил в Бостон, повидался с сестрой и ее семьей, а заодно познакомился там с торговцем коврами, который в свое время тоже кончил колледж. Трижды за десять дней он бывал в доме у этого человека и вел с ним приятные беседы. Фамилия торговца была Арутюнян, и больше всего на свете он любил поговорить. Страховой агент нашел, что торговец одинаково сведущ во всех вопросах. Но как только речь заходила о страховании жизни, он неизменно обнаруживал, что обсуждать этот вопрос у его друга нет никакой охоты. Во всяком случае, теперь.

Но вот страховой агент собрался обратно в Калифорнию. Перед самым отъездом к нему зашел торговец коврами по фамилии Арутюнян, который держал в руках горшок с каким-то комнатным растением.

— Друг мой, — сказал Горобакяну торговец коврами, — в Бэйкерсфильде, совсем недалеко от вас, живет мой брат. Я не видел его уже лет двадцать. Могу я попросить вас об одном одолжении?

— Конечно, — сказал страховой агент.

— Передайте это растение и привет от меня моему брату.

— С удовольствием, — сказал страховой агент. — А что это за растение?

— Не знаю, — сказал торговец коврами. — Но листья у него пахнут просто замечательно. Понюхайте.

Страховой агент понюхал и был явно разочарован.

— Да, пахнет божественно, — сказал он.

Торговец коврами дал страховому агенту имя и адрес своего брата и затем сказал:

— Вот еще что. Сельскохозяйственной инспекции каждого штата положено подвергать любое перевозимое растение проверке на предмет наличия вредных насекомых. На моем растении их, конечно, нет, но закон есть закон. Так что вам придется заглядывать к ним по пути для выполнения необходимых формальностей.

— О! — сказал на это страховой агент.

Но что было делать? Ведь он уже дал слово, а посему он поставил горшок к себе в машину и покинул Бостон.

Он привык уважать законы и с растением этим намучился изрядно. Часто, даже когда ему удавалось наконец разыскать сельскохозяйственную инспекцию того или иного штата, самого инспектора не оказывалось на месте и порой его приходилось ждать по нескольку дней.

В результате домой страховой агент добрался за двадцать один день вместо десяти. После этого он должен был ехать еще сто миль до Бэйкерсфильда, чтобы найти там брата торговца коврами.

Растение хорошо перенесло путешествие, и на нем распустились красные цветочки, испускавшие аромат, который был страховому агенту чрезвычайно неприятен,

— Я вез это изумительное растение три тысячи шестьсот семьдесят восемь миль, — сказал страховой агент, — от дома вашего брата в Бостоне до Бэйкерсфильда. Брат шлет вам привет.

Брату торговца коврами растение в горшке понравилось даже еще меньше, чем страховому агенту.

— Я не возьму его, — сказал он.

Страховой агент был таким человеком, которого трудно было чем-либо поразить. Он не удивился отказу брата торговца коврами и забрал растение с собой.

Приехав домой, он высадил его на самом лучшем месте у себя во дворе, покупал удобрения, поливал и всячески за ним ухаживал.

— Дело тут не в самом растении, — сказал он своему соседу. — Меня от него тошнит. Но, может быть, в один прекрасный день я снова соберусь в Бостон повидать сестру, и когда мы увидимся с торговцем коврами, он наверняка спросит о своем растении, и мне доставит удовольствие сообщить ему, что растение в полном порядке. Я полагаю, что у меня есть неплохие шансы когда-нибудь продать ему страховой полис.

Думаете, по нынешним временам можно уговорить кого-то купить никудышную старую машину? Очень даже ошибаетесь, люди уже не клюют на вранье, если только им самим не втемяшилось купить именно подержанную машину. Пять лет назад я продавал в среднем машины по две в неделю, а теперь, если не продам две машины в день, так считай, что мне повезло. Нынче покупатель подержанных машин готов убить любого, кто вздумает удержать его от этой покупки. Подавай старую машину и точка. Раньше я, бывало, старался внушить, что им позарез нужна подержанная машина, но это было еще до того, как я понял, что попусту трачу время. Еще до того, как уразумел, что нынешний покупатель не любит, когда его норовят облапошить.

Теперь я только прохаживаюсь себе вокруг старых машин и жду, когда соберется народ и начнет расспрашивать насчет этой рухляди.

И говорю им все как есть.

Выкладываю все начистоту, но их это не останавливает, раз уж так загорелось людям ездить на машине. Они просто суют первый взнос, чтобы тут же на ней укатить. Раньше я, бывало, места себе не находил от гордости, продав старую машину, а теперь мне даже немножко совестно каждый раз, когда приходит к тебе человек и прямо силком заставляет продать ему один из этих наборов ржавого железа. И я чувствую себя бесполезным и ненужным, потому что знаю, ничего я не продаю. Единственное, что не препятствую этому людскому потоку — пусть себе течет, куда ему хочется. Ведь они идут сюда сотнями, ежедневно, мужчины, женщины, дети, все хотят старую машину. А я им не препятствую — вот и все. Даже не отговариваю, бесполезно. Одна почтенная старая дама, которая и водить-то не умеет, хочет купить старый «хапмобиль», только потому, что он, видите ли, зеленый. Так как же я могу идти поперек ее желания? Я говорю об этом железном ломе всю правду, но она все равно покупает, а на другой день гляжу — мчит по улице со скоростью сорок три мили в час. Сама в спортивном костюме, и приемник голосит на всю катушку «Так глубоко в душе моей».