Шрифт:
– Она… прекрасна. Похоже на манеру Ван Эйка.
– Это один из его учеников.
– Просто совершенство! – не сдержался Стуйников.
– Совершенство? – Брокар повернул картину к себе и нахмурился. – Вот тут мы с вами расходимся. По моему твердому убеждению, наш мир далек от совершенства. Господь Бог бросил работу, не закончив. Доделывать ее он предоставил нам. Разве не этим занимаются художники?
– Может быть, – ответил Струйников, не понимая, куда клонит Брокар.
– Работа Бога несовершенна, – повторил Брокар. – Что уж говорить о художниках, даже таких великих, как Рембрандт иди Рафаэль. Им тоже порой не хватало вкуса и выдержки, чтобы довести работу до ума. Собственно, за этим я вас и позвал.
Художник выглядел растерянным.
– Я что-то не понимаю… – произнес он.
– Что же тут непонятного? Время не пощадило картины старых мастеров. Многие из них почти уничтожены. Мне нужен человек, который улучшал бы их.
– Так вам нужен реставратор?
Брокар кивнул:
– Да. И не только. Возьмите, к примеру, это полотно. Видите молящуюся девочку? Ее поза прекрасна. Фигура полна смирения и одухотворенности. Но рядом скачет идиотская белая собачка. Полагаю, она не входила в замысел художника и он вынужден был нарисовать ее, чтобы угодить заказчику. Или вот это тусклое окно с закрашенными стеклами. Оно здесь совершенно неуместно. Оно не участвует в игре света и мешает композиции.
– Возможно, вы правы, – задумчиво проговорил Струйников, разглядывая картину.
– Если бы можно было убрать это окно и замазать собачку, картина только выиграла бы. Вы не находите?
– Вполне может быть, – согласился художник. – Но, к счастью, мы не можем править картины старых мастеров, какими бы неудачными они нам порой ни казались.
– Не можем? Почему?
– Как почему? – изумился художник. – Да потому что это не принято.
– Кем не принято?
– Человечеством. В конце концов, это сродни… святотатству.
– Но ведь вы только что признали, что работа Бога несовершенна, и сочли возможным исправлять ее. А теперь объявляете вмешательство в дело рук человеческих святотатством. Нет ли здесь противоречия?
– Вы меня совсем запутали, – растерянно ответил Струйников. – Я не философ и не склонен к теоретическим рассуждениям. Я художник, человек действия.
– Отлично! – кивнул Брокар. – Вот я и предлагаю вам действовать. Мне нужно, чтобы вы превратили эту картину в совершенство. Отреставрируйте ее, а заодно замажьте собачку и окно.
Молодой художник открыл рот от удивления.
– Вы это серьезно? – проговорил он, не веря собственным ушам.
– Абсолютно, – сказал Брокар.
Струйников некоторое время молчал, собираясь с мыслями, затем сказал решительно и твердо:
– Вы странный человек, господин Брокар. Но я не намерен потакать вашим странностям. Подумайте сами, что было бы, если бы профаны стали вмешиваться в вашу работу и исправлять созданные вами запахи? Если бы они стали смешивать ваши одеколоны с коровьей мочой?
– Главное, чтоб они платили деньги. А там – пусть смешивают, с чем хотят, – ответил Брокар.
Молодой художник усмехнулся.
– Теперь я понял, – сказал он. – Вы хотите исправлять картины на том лишь основании, что вы заплатили за них деньги и стали единовластным их владельцем.
– Именно так. Хозяин – барин, как говорят на Руси.
Струйников покачал головой:
– Вот уж нет. Коверкайте картины, как хотите, но я вам в этом не помощник. На этом разрешите откланяться.
Художник встал со стула, повернулся и решительно направился к двери.
– Триста рублей, – негромко произнес Брокар. – Я заплачу вам триста рублей, если вы справитесь.
Художник невольно замедлил шаг.
– Это немалые деньги, если учесть, что сама картина досталась мне за полторы тысячи, – продолжил Брокар. – А работы всего-то на неделю. Подумайте! Разве вам не нужны деньги?
Струйников повернулся к Брокару и гордо проговорил:
– Вы правы, деньги мне нужны. Но я не намерен зарабатывать их таким способом, господин Брокар. Если захотите, чтобы я написал ваш портрет или портрет вашей супруги, я к вашим услугам. А теперь прощайте!
Он насмешливо поклонился Брокару и, гордо подняв голову, вышел из кабинета.
5
Бурдаков собрал со стола просмотренные Брокаром бумаги и убрал их в папку. Затем сказал, как-то странно улыбаясь:
– Генрих Афанасьевич, говорят, ваша жена ездила к Струйникову в мастерскую?
– Она выбирала картины для гостиной, – ответил Брокар, просматривая очередную бумагу.
– Ну да, ну да, – покивал головой Бурдаков. – Где ж их еще выбирать, как не в мастерской художника.