– Я сам Кабанова из проруби вытаскивал. На ниве своей поехал

глухарей пострелять, карабин в салоне был. Точно помню. На моих

глазах машина под лед провалилась.

В мире Сан Саныча 30 разноугольных голов, формально

предназначенных для раскрытия преступлений. 16 часов в день

головомоек, совещаний, общения с отбросами человеческой

породы. Редкие дни отдыха уничтожались спиртным. Выезда на

природу в целях профилактики амнезии на красоты родного края.

– Охотнички! Глухарей с баранками вам не хватает! Летом

«Ниву» вытащили, карабина не нашли. Кабанов по весне мог за

ним нырнуть? – Лысая голова не всем придает брутальности.

Трухману повезло с формой черепа. Все-таки, скорее немец.

– Да кто угодно мог.

– Кто угодно Бидонова не сажал. По той убитой девушке

следствие кто вел? Карапетян? Понятно. Не давно на родину уехал.

Бидонов присяжными оправдан. Где Кабанов сейчас?

– Квартиру продал, убыл в неизвестном направлении, родных

нет, связей со знакомыми не поддерживает. По учетам в мае 2010

УСБ на него оперативное дело завело.

– Где оно?

– Вы не поверите - пропало!

– Как такое может быть?

Костистые плечи поползли к ушам, быстрый взгляд в сторону

кофемана (чуть не вырвалось сакраментальное «РОССИЯ»):

– А ничего оно нам не дало бы. Связи его и так известны, догадками сыт не будешь. Ничего против него нет.

– По 91 Кабанова задержать. - Тихий голос со стороны

кофейного столика.

– Что это даст? Говорить он не будет, никто из наших колоть его

не станет. Вам он тоже не по зубам.

– Был бы человек, методы найдутся. - В тихом голосе

маньяческая уверенность.

– Стоп. Это дело следователя - закрывать или нет. Тем более

человек отсутствует. Объявлять в розыск оснований недостаточно.

– Брутальный Трухман раболепием не страдал, как черту подвел:

– Ищите, господа полицейские.

На следующий день ближе к полудню на столе Асташова

тренькнул телефон.

– Здравствуйте. Нельзя ли услышать следователя Асташова?

– Здравствуйте. Это я. Вы по какому вопросу?

Ответ заставил вздрогнуть от неожиданности.

– Андрей Сергеевич, моя фамилия Кабанов.

Подозреваемый предупреждает ряд вопросов:

– Товарищи мне передали, что вам нужно меня допросить по

какому-то уголовному делу. Я готов прибыть в указанное вами

время.

– Да, Дмитрий Петрович, вас не обманули. А по какому именно

делу товарищи не передали?

– В товарищеские отношения не входит разглашение служебной

тайны.

Да уж, конечно, Дмитрий Петрович! Рисковый вы человек.

– Завтра к 10 часам жду вас по адресу...

– Адрес я знаю. Вот незадача какая. Завтра утром мне надо быть

в районной больнице. Возраст дает о себе знать, боюсь как бы не

нашли чего серьезного. Еще не поздно. Я как раз в городе, через 2

часа могу быть у вас. Если вы не заняты.

Асташов не нашел повода отказать. Трухман на месте, с кем

посоветоваться будет.

– Хорошо, жду вас в 17-00.

Перед тем, как положить трубку, Асташову почудился

посторонний щелчок в звуках коротких гудков.

Кабанов приехал за час до назначенного времени. Автомобиль, теперь это девятка без особых примет для дорожной полиции, припаркована в соседнем дворе. Пройти в здание комитета

трудностей не составило. Контингент поменялся, уверенность, с

которой Дмитрий зашел в дверь вместе с одним из следаков, не

позволила последнему поинтересоваться целью визита. Мало ли к

кому опер пришел. В знакомом коридоре граждане, по виду

свидетели, ждут вызова. Кабанов присел, стараясь не выделяться.

Из кабинета в кабинет метаются стажеры, одернули мини-юбки

секретарь и серьезная на вид следователь.

Кабанов смотрит, слушает, проникает в обстановку. Обрывки

фраз из кабинетов, разговоры в коридоре, контроль за

прибывающим транспортом через стеклянные двери - для бывшего

опера как кости мамонта для палеонтолога.

В 17-00 Дмитрий Петрович постучал в дверь с табличкой