— Вот наглость! — возмутился Чосек. — Он его убил, он подделал документы! Я докажу, я хорошо помню, он говорил именно об этом!..

— Успокойся, — остановил его пан Дыля. — Что ты можешь доказать, если у него повсюду свои люди? И в прокуратуре, и в суде…

Дождавшись ночи, друзья отправились к пану Гымзе, намереваясь предупредить его о том, что и ему уготовлена злая участь.

Перелезли через трехметровый забор, обманув овчарок, проникли в дом.

В столовой горел свет. Забрались на балкон и заглянули в окно. В столовую как раз вошел, потирая руки и кривясь в идиотской улыбке, вероломный Шмельц. Вращая выпученными глазами, он сел к столу, сунул за воротник салфетку, схватил в руки нож и принялся точить его о вилку.

Тут вбежал слуга с подносом, накрытым черным треугольным платком, поставил поднос перед Шмельцем и тотчас же удалился.

Шмельц сбросил платок: на блюде лежало человеческое сердце. Кажется, оно еще вздрагивало и трепетало.

— Сердце пана Гымзы, — вскричал Шмельц, уставившись на блюдо, — слышишь ли ты меня? Я съем тебя так же, как съел сердце Пшебышевского и стану еще сильней и могущественней! Ха-ха-ха! Сердца всех аборигенов принадлежат нам, только нам, верным слугам дьявола!

С этими словами он вонзил вилку в сердце и принялся кромсать его ножом, тут же проглатывая отрезанные куски.

Друзья наблюдали преотвратительную и жуткую сцену через окно. Не сговариваясь, они бросились к водосточной трубе и по ней вскарабкались к спальне пана Гымзы, тоже ярко освещенной.

В спальне горели свечи и скорбно стояли близкие миллионера. Сам миллионер, ставший жертвой собственной близорукости, лежал уже в гробу, облаченный в черный сюртук.

— Никто, ни жена, ни дети, ни родственники, не подозревает, что в этом доме сейчас пожирается сердце пана Гымзы, — прошептал Чосек. — Он послужил бройлерным цыпленком для чужого желудка. Гымза, Гымза, для кого ты старался всю свою жизнь? Для кого ловчил, давил соплеменников, воспитывая в себе зверя? Все пошло прахом. И все пойдет прахом у господ, припавших к вонючим носкам паразитов, таких, как Лямзель, Слямзель и их родственник «Ефан Ефанович Шмелев». Какая горькая ирония и какая трагедия для всего народа!

В спальню покойного вошел нотариус, чем-то напоминавший пеликана. Тоже весь в черном, лишь на пухлых пальцах сверкали золотые кольца.

— Кто бы ни умирал, нотариус всегда в выигрыше, — тихо сказал Гонзасек. — Бьюсь об заклад, это ближайший компаньон верного слуги дьявола.

Нотариус откашлялся:

— Прежде чем огласить завещание, я обязан сообщить пренеприятное для присутствующих родственников известие: вчера пан Гымза проиграл в карты все свое состояние. Новый собственник прибудет с минуты на минуту. Это лучший друг покойного — Карл Карлович Шмелоу…

— Гымза никогда не играл в карты, — пожал плечами пан Дыля. — Он не отличал дамы от валета…

Найденная в Полесье грамота, несомненно, составила бы честь любому музею. Однако она была утрачена буквально на следующий день при весьма драматических обстоятельствах.

Проходя мимо лесничевки в безлюдной зоне, друзья увидели два мотоцикла с колясками. Они стояли на дороге возле дома, окруженного подступившим со всех сторон лесом.

— Зачем леснику понадобилось возвращаться в эти гиблые места? — вслух подумал Гонзасек.

— Наконец-то мы видим таких же искателей приключений, как и мы сами! — воскликнул Чосек. — Клянусь честью, они не поскупятся поделиться с нами хлебом!

— Ты слишком доверяешься первому чувству, — ворчливо заметил пан Дыля. — Чьи это мотоциклы, мы не знаем, и потому следует проявить осторожность. А потом — в твоем рюкзаке реликвия, которая стоит, пожалуй, ничуть не меньше, нежели наши жизни. — Он имел в виду кусок бересты, быстро менявшей свой цвет и требовавшей срочных забот специалиста по консервации древностей.

В это время послышались крики. Истошно, со стонами кричал человек.

— Прячьтесь поблизости от мотоциклов, — распорядился пан Дыля, — а я посмотрю, что там. Махну рукой, заводите, махну дважды, выводите мотоциклы из строя!

Он выхватил из кармана почти пустой газовый баллончик, подобранный в Гомеле за железнодорожным вокзалом, после того как там окончили «разборку» какие-то темные типы, и стал подбираться к дому лесника с угла, откуда заметить его было труднее всего.

Пан Дыля понимал, что через окно ничего не разглядеть и потому, обойдя дом, проник в раскрытую дверь.

В следующую минуту он увидел сцену, от которой затрепетало бы любое честное сердце: на полу лежали связанные пожилые люди — мужчина и женщина. Трое бандитов пытали их, причем обе жертвы и один из бандитов все время говорили по-английски.

Пан Дыля не знал английского, но за свою жизнь, когда изо дня в день прославлялось иноземное и хулилось отечественное, поневоле освоил наиболее употребительные слова и выражения, так что без труда понял, что жертвы — муж и жена — из Австралии, бандиты требуют от них выкуп в миллион долларов, австралиец просит подождать неделю, пока его брат возвратится откуда-то домой, и согласен выкупиться за пятьдесят тысяч долларов. Бандиты и слышать об этом не хотят и потому продолжают пытки.