Шрифт:
«Профессор» развел руками, кувшин унесли, и взбудораженная публика разбрелась, лелея надежду найти свое счастье.
Разумеется, кувшин тотчас попал на стол пана Хватай-Тащило.
— Я думаю, это вино столетней выдержки, закопанное в землю по случаю свадьбы, — потирая руки, мечтательно сказал страж городского порядка. — Были раньше такие обычаи, были, но теперь, как известно, даже покойникам не положено целого костюма: наши обормоты выкопают и покойника ради тряпки, за которую можно что-то выручить на толкучке… Посмотрим, однако, понимали ли наши предки в напитках. Кондиции — вот что меня больше всего интересует!
— А почему вы так предполагаете? — спросил кто-то из подчиненных.
— Сушит горло, оттого и предполагаю.
— А если в кувшине бомба? Или бациллы чумы?
— Вы что? — побледнел страж городского порядка. — Немедленно разыщите тех, кто это выкопал! В случае чего они ответят за все! И пусть кувшин вскрывают перед объективом телекамеры! Я сам буду наблюдать!..
Пан Дыля, Чосек и Гонзасек явились в городское полицейское управление. Их отвели во двор здания, где они собственноручно сняли печать и высыпали из кувшина более килограмма арабских серебряных монет X века…
Хватай-Тащило немедленно пришел пожать им руку.
— В связи с осложняющимися событиями на международной арене и вообще ваш поступок заслуживает особого признания! — похвалил он.
На следующий день, когда Гонзасек явился за справкой об отыскании клада, вес найденного серебра отчего-то сократился до 120 граммов.
— Удивительно, неужели серебро испарилось?
— Тихо, тихо, на эту тему надо говорить тихо! — сказал пан Хватай-Тащило, округлив глаза и подняв вверх палец. — Драгметаллы и все такое прочее. Надеюсь, вам понятно. И конфиденциально: серебро имеет свойство улетучиваться, как спирт, особенно, когда не хватает спирта. Оно же, простите, несколько столетий пролежало в земле, свидетельствуя о широких торговых связях славянства с остальным цивилизованным миром. Надеюсь, вам понятно?..
И выдал документ, по которому Гонзасеку выплатил 68 рублей 32 копейки. Впрочем одновременно Гонзасек приобрел и особое внимание со стороны пана Хватай-Тащило.
— Ты это, профессор, развивай и дальше свою полезную для народа науку! Сигнализируй мне лично в случае обнаружения разных кладовых и кладовок!..
И запомни, с товарищами нужно делиться, иначе товарищество иссякнет! Делиться и тем, что в земле, и тем, что на столе!..
Конфуз
Однажды Чосек дал маху.
Шел мимо телефонной будки и вдруг слышит, некий растрепанный субъект кричит в трубку:
— Старик, я вооружился, иду на вы!.. Откуда? Знакомый тебе чипок опустошил! Из хозяина ливер вытряс!..
Чосек, работавший тогда внештатным детективом, сразу же насторожился: «Темное дело: бандит вооружен, ограбил какой-то «чипок»! Похоже, ларек… Возможно, убил хозяина ларька…»
Он кинулся вслед за растрепанным субъектом, который тащил тяжелую черную сумку.
«Хорошо замаскировался — под бомжа, человека без определенного места жительства, вернее сказать, бродягу!..»
А тот в один магазин зашел, покрутился, поглазел и вышел, в другой заглянул, поглазел и вышел.
«Опасается, что сядут на хвост: опытный бандит! Да ничего, мы и не таких брали с поличным!..»
Помотался Чосек за человеком по городу, проехал несколько остановок на трамвае. И вот вошел тот человек в приземистый, полуразвалившийся дом. Чосек — за ним.
Заметил квартиру, которую открыл человек, и тотчас же по рации вызвал полицейский наряд: «Приезжайте немедленно! Кажется, напоролся на «малину», воровской притон!»
Приехали полицейские. Чосек распределил роли. Постучались. Ворвались. «Руки вверх!»
Сидят за столом два оборванца, каких теперь много, пьют сидр и жуют ливерную колбасу. Низшей, конечно, категории, потому что запах преотвратительный, как на свалке в жаркий безветренный день.
Все обыскали, хотя и обыскивать было особенно нечего: так, койка железная солдатская у стены стояла и шкаф пустой с отвалившимися створками. Карманы у бродяг вывернули. Стены простучали.
— Где ваше оружие? — спросил Чосек.
— Поздно пригласились, товарищи-сэры, — улыбаясь, развел руками растрепанный. — Оружие демонтировали. Все поели-попили, поделиться уже нечем! Вечный циркулус вициозус!
Это значило по-латыни что-то вроде вечно безвыходного положения.
— А как же хозяин, из которого вы «ливер вытрясли»?
— Жрет, живодер, поди, дома сухую колбасу, — сказал растрепанный, понимающе ухмыляясь. — А мне, бывшему профессору, за день работы заплатил кусок ливерной, которую до эпохи «нового мышления» и собаки избегали…