Брайан был практикующим шиатцу целителем, работал со звездами, немного знал Джони Митчелл и даже получил как-то приглашение на один из ее нечастых концертов, который прослушал из-за кулис. «Она действительно хороша - даже лучше, чем я ожидал».

А вот это, интересно, какого дьявола значит?

Линда вдруг сообразила, что в квартире звонит телефон.

Вообще-то, звонил он уже довольно давно, просто Линда думала, что это такой звуковой эффект, сопровождающий песню, которую исполняла сейчас Джони Митчелл - отповедь духу потребительства, содержавшую, среди прочего, записанные на пленку высказывания случайных людей: «Я люблю мой “порш”» и прочее.

– Алло?

– Привет, это Элен.

Выходит, не Эд.

– Э… Элен? Как ты меня нашла?

– Ты же сама на прошлой неделе дала мне этот номер.

– Правда?

Нелепица какая-то, все равно что назвать дочери телефон супермаркета, в который она иногда заскакивает за покупками, или номер поезда, которым ездит в город.

– Ну да, - подтвердила Элен, голос ее звучал устало, напряженно, измотанно.
– Сказала, что теперь твой дом будет здесь. Что у тебя, наконец, имеется будущее, а не одно только прошлое.

– Неужели?

– Послушай, мам. У меня все плохо. Мне нужно на время уехать.

– Уехать?

– Эти журналисты, которые лезут к нам с тех пор, как мы разбогатели - они меня просто достали. Газеты приклеили мне кличку «Наследница Сперома», а я хочу быть обычным человеком и никому не мозолить глаза! А тут еще газетчики пронюхали, где я живу, проследили за машиной, на которой Фергюса возят в садик.

– И что?

Пращи и стрелы душечки-судьбы несколько очерствили Линду: она же сумела по-новому сбалансировать энергетические потоки своей жизни, отчего же и другим не проделать то же самое?

– Эти газетчики… - продолжала стенать Элен.
– Им непременно нужно знать мое мнение о папиной ссоре с прочими членами корпорации «Спером», о купленном им Моне, которого он и называет-то «Монетом», о его аресте за вождение в пьяном виде. И все время спрашивают, известно ли мне, куда пропал Вилли Спинк, и… и что я думаю о твоем разрыве с папой. Шляются вокруг моего дома… толпами, мама, орут что-то в окна и двери. Я больше так не могу. Я оставляю Фергюса папе и уезжаю в Тунис.

– В Тунис? А как же я?…

– Ну, я думаю, тебе лучше со мной не ехать. Газетчики…

– Нет, я о другом, - дыхание Линды стало прерывистым. Что все это значит?
– Как ты можешь оставить мальчика на попечение человеку вроде твоего отца?

– Не говори ерунды, мама. Папа любит Фергюса. Ему нужен кто-то, о ком он сможет заботиться. Он просто одинокий мужчина пятидесяти с лишним лет, растерявший всех друзей и получивший слишком много денег. Побудет немого дедушкой, ему это только на пользу пойдет.

– Я… Так когда ты уезжаешь?

– Считай, что уже уехала, мам, - ответила Элен, тоже теперь дышавшая со всхлипами.
– Я звоню из аэропорта. Фергюс дома.

– Что значит «дома»?

И тут единственное дитя, произведенное Линдой Джером на свет, заплакало, сотрясая дрожащим голосом оптические волокна телефонной линии.

– Я больше не знаю, что это значит, - простонала Элен.
– Скажи, вы с папой уже развелись?

Когда телефонная трубка снова легла в свою пластмассовую вмятинку, Линда обнаружила, что в доме сильно похолодало. Она знала, что отопительные батареи Брайана снабжены (как почти у всех теперь) «Спером-приставкой», однако не знала, где эта штука находится и как включается. Дрожа в своем купальном халате, она вспомнила горячую ванну, которую разделила вчера с Брайнаном, вспомнила, как хорошо в ней было. И, замявшись всего лишь на миг, чтобы сообразить, где тут у него ванная комната, вернулась к теперь уже беспенной, лишившейся целомудрия воде и на пробу окунула в нее палец.

Все еще довольно горячая; Брайан «Сперома» не жалел.

[A]

Когда еще ровно шесть месяцев спустя у кровати Эда и Линды Джером зазвонил телефон, их отделяло от совместного оргазма пять-шесть тычков, самое большее.

– Пусть звонит, - простонал Эд.
– Это Элен, у нее снова изменились планы на завтра.

– Нет, нет!
– задыхаясь, возразила его жена.
– Я знаю, кто это. Просто знаю!

Линда протянула руку - настолько, насколько смогла протянуть, не отлепившись от Эда, - смахнула трубку на подушку и уже тут схватила ее.

– А… алло?
– произнесла Линда.

– Алло! Это Вилли Спинк!
– прозвучало в ответ.

– Вилли!
– взвизгнула Линда.
– Где ты?!

Большую часть года о нем не было ни слуху ни духу. Газеты называли Вилли первой жертвой сенсационного успеха своего открытия, что, в общем-то, было правдой. Стоило общительной клетке взвиться ракетой вверх, пробив крышу фондовой биржи, как лабораторию Вилли начали осаждать журналисты самого разного пошиба. Он лишился возможности думать о своих исследованиях, вдрызг разругался с Эдом, безутешно поплакал на плече Линды, а потом просто исчез, потонул в тумане газетных домыслов.