Первой силой, поставившей иммиграцию в центр собственно по­литической повестки, стало учрежденное в 2002 г. ДПНИ во главе с Александром Беловым. Надо отдать должное прозорливости этого начинания: националисты оседлали иммиграционную тему за не­сколько лет до того, как она превратилась в общенациональную по­вестку. За последние двадцать лет это второй случай, когда русскийнационализм ощутимо повлиял на общенациональный дискурс. Первый — сформулированный националистами на рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века лозунг суверенитета России. Кто, как и с какими целями его использовал — вопрос другой, но сформулирова­ли и внесли в массовое сознание этот мощный лозунг именно наци­оналисты.

Если «Родина» своим происхождением была обязана кремлевской политике ассимиляции национализма и приручения оппозиционных настроений, то Д ПН И выросло снизу, что называется, из «корней тра­вы», и первые годы своего существования никоим образом не зависело от власти. Обе организации нащупали иммигрантскую тему как выиг­рышное средство политической мобилизации. В этом смысле русские националисты были не оригинальны, они пошли по стопам европей­ских националистов, для которых неприятие иммиграции и иммиг­рационной политики собственных правительств стало лозунгом дня. Более того, категорическое неприятие иммиграции — единственный программный вопрос, в котором сходятся все современные радикаль­ные националисты.

Европейский же опыт показал, что розыгрыш антииммигрантской карты, особенно в сочетании с протестом против элиты и апелляцией к достоинству и здравому смыслу простого человека, способен обес­печить серьезный политический успех. Так случилось во Франции и Швейцарии, Бельгии и Голландии, Австрии и Италии — в общем, повсеместно в Европе[15].

Опасение Кремля, что русские националисты добьются аналогич­ного результата, было небезосновательно. По крайней мере, социо­логические опросы предвещали «Родине», выдвинувшей проблему иммиграции во главу свой политической повестки, серьезный успех в избирательной кампании в Мосгордуму в 2005 г. Неудивительно, что партию сняли с участия в выборах, а впоследствии ассимиляционная политика в ее отношении была доведена до полного элиминирования «Родины», которая растворилась в «Справедливой России». Харак­терно при этом, что главный «родинец», Дмитрий Рогозин, получил пост посла России в НАТО — отступные за отказ от радикальной оп­позиционности.

С ДПНИ поступили похожим образом. Движение, с одной сторо­ны, административно преследовали, а с другой — внутри него была спровоцирована серия конфликтов и расколов, приведшая к ослаб­лению потенциала ДПНИ.

Печальная судьба «Родины» и ДПНИ имела, тем не менее, важное позитивное значение для русских националистов. Она ускорила их выздоровление от двухвековой «детской болезни»: упования на власть и ее националистическую трансформацию. А после принятия упоми­навшихся поправок в закон «О гражданстве Российской Федерации» ситуация вообще стала кристально прозрачной: в целях экономиче­ской выгоды власть готова заменить русское население нерусским.

Отрезвление от иллюзий ускорило оформление независимого от власти сообщества русского национализма, заметного в России с конца прошлого века. Его появление было обусловлено сменой по­колений в русском национализме и постепенным освобождением от доминирующего психологического и социокультурного стереотипа, что российская власть и русский национализм-де нуждаются друг в друге. Не секрет, что для русского национализма на протяжении всей его истории было характерно благоговение перед государством, а потому собственную оппозиционность националисты старой фор­мации оценивали как случайную и вынужденную, как результат не­понимания властью выгод от союза с ними. Традиционным русским националистам была органична политическая лояльность власти и психологическая зависимость от нее. Они как огня боялись собствен­ной самостоятельности, напоминая в этом отношении больного, мо­гущего, но боящегося ходить без костылей.

На рубеже тысячелетий этот стереотип сломался, хотя еще и не раз­рушился полностью. Отношение молодого поколения националистов к государству и власти скорее рациональное и инструментальное, чем сакрализованное. Они избавились от слепящего гипноза государствен­ной машины, независимы от власти и оппозиционны государству.

В целом сообщество русского национализма можно квалифициро­вать как гражданское и правозащитное движение. Хотя эта характери­стика прозвучит парадоксально применительно к людям, значитель­ной частью выступающим против гражданских свобод, реальность та­кова, что русский национализм вырос сам, снизу, а не сформировался сверху, по указке Кремля, что он защищает права русского народа, а значит, он — гражданское и правозащитное движение.

Гражданское общество русских националистов — это совокупность националистически настроенных людей и групп, находящихся бла­годаря Интернету в постоянной коммуникации. Конкуренция этих групп, наличие множества идеологических версий и оттенков нацио­нализма не отменяют главного — конфликты и дискуссии идут внутри единого сообщества, а не между разными сообществами. «Русский марш», проводимый с 2006 г. в доброй дюжине городов России, стал яркой и наглядной институционализацией националистического со­общества, его общенациональной презентацией.

Сообщество спонтанно выстроилось по сетевому принципу, что адекватно его внутреннему состоянию, внешней ситуации и позво­ляет гибко реагировать на политику власти. Ведь любая более или менее успешная националистическая политическая организация тут же становится объектом властного преследования. Избегнуть его может лишь откровенно оппортунистическая, вроде ЛДПР, или квазиоппозиционная — подобно КПРФ — политическая сила.

Важной характеристикой русского национализма текущего де­сятилетия стал его растущий интеллектуальный реализм и заметно большая, чем прежде, политико-идеологическая адекватность. От­кровенно антирусское «евразийство» вытеснено с идеологической авансцены. Утопии православной монархии, массового воцерковле-ния и т. п. сохраняют некоторое, скорее инерционное влияние, однако совершенно не способны к экспансии — не только идеологической, но даже интеллектуальной. «Правоконсервативные» и «традициона­листские» кружки не пользуются влиянием даже у собственной тени. Девятисотстраничный (!) талмуд «Русской доктрины» — свода до­морощенного консерватизма — не был полностью прочитан даже ее авторами (в чем они признаются в личных беседах), не говоря уже о более широкой аудитории. Сточки зрения этих людей, русский народ еще не дорос до понимания их идей, не воцерковился, не покаялся и т.д. Наше объяснение более лестно для русских: они справедливо не обращают внимание на выморочные интеллектуальные кунштюки.