– Я не уверена, - честно призналась она.
– Мне не хочется верить, что это была Лейк, но, мне кажется, что это могла быть и она.

Зазвонил телефон. Дельгадо ответил. Звонил сержант с коммутатора, судя по голосу, он был сильно взволнован.

– Дельгадо, пришла какая-то странная женщина, передала мне конверт и сказала при этом, что он имеет какое-то отношение к Лейк Истмэн. Ты ведешь это дело, так?

– Да, я со Смитом.

– Смит стоит рядом. Ты не поверишь, что мы обнаружили в этом конверте. Этот мерзавец любил, оказывается, собирать сувениры, напоминающие ему о некоторых моментах в его жизни. Здесь удостоверения личности и все такое прочее, на всех документах проставлена дата. Он не мог больше нам помочь, даже если бы сильно старался. Мы связались с нью-йоркским департаментом полиции и кое-что у нас появилось. Кроме того, у нас есть актерская карточка "Эквити", выданная на имя Джона Эллисона с превосходным по качеству кровавым отпечатком пальца в верхнем углу. Этот парень, Брукс, в Нью-Йорке был просто счастлив, узнав все об этом. Это отпечаток большого пальца, Дельгадо. Нам остается только идентифицировать его, взять другой, пусть даже частичный отпечаток на Найт стрит, и дело в шляпе.

– Перезвони Бруксу. Спроси, не сможет ли он отыскать отпечатки пальцев Карла Истмэна в какой-нибудь картотеке.

– Это наш человек?

– Да, - повесив трубку, он снова повернулся к Карен.
– Судя по всему, во всем виноват ваш дружок.

– Значит, у вас теперь есть доказательства, что все это сотворил Карл?

– Нет, мы не задержали Карла. Пока.

Вдруг какая-то мысль пришла ему в голову.

– Думаю, что мы можем вас отпустить, - сказал Дельгадо ровным, спокойным тоном.
– Но, мне кажется, нужно послать к вашему дому полицейского в форме, чтобы он присмотрел за всем. Так, на один день. Вы же говорили, что, по словам Лейк, ее отец выслеживал вас.

– Для чего это ему нужно?
– удивленно спросила она, - если он не знает, что я была там?

– Может, это обстоятельство к этому не имеет никакого отношения.

– Не понимаю.

– Ну, - размеренно сказал Дельгадо, - высказали, что отец Лейк сообщил ей, что она была плохим, "ненастоящим" ребенком, что ее к нему подослали в качестве замены. Может, он думает, что вы и есть его "настоящий" ребенок. Хороший ребенок.

Мэтт ждал ее на улице.

– Теперь все о'кей. Все кончилось, - сказал он, пытаясь ее успокоить. Он обнял ее.

– Спасибо, что пришел, - она отстранилась от него.
– Со мной все в порядке. Рано или поздно нужно учиться в одиночку выходить из опасных положений.

– Но мы же до сих пор друзья, Карен, - сказал он.
– И будем ими оставаться до тех пор, пока ты этого хочешь.

Она глубоко вздохнула.

– Прости меня. Но у меня был такой трудный день, - она мягко рассмеялась.
– Мне просто хочется домой, хочется принять горячую ванну. Мэтт, это как раз то, что ты называешь "вшиво подобранным моментом". Если бы я знала, что со мной произойдет нервный криз в ближайшем будущем, то я бы непременно перенесла наш развод на несколько месяцев вперед.

Он улыбнулся.

– Не хочешь, чтобы я побыл с тобой?

– Нет, - она замотала головой.
– Это, на мой взгляд, несправедливо по отношению к тебе. Со мной все обойдется. Если я запаникую, то позвоню в два часа ночи.

– Я буду в это время в монтажной. Ты знаешь, как меня найти, - он взял ее за руку.
– Могу только довезти тебя домой. Это самая малость.

Яркое солнце на улице заставило ее вздрогнуть. Хотя в три часа дня солнечный свет был вполне естественным явлением, Карен скорее всего ожидала обнаружить за стенами чернильную темноту. Когда она была ребенком, ей казалось, что ночное время длится целую вечность, особенно после того, как снисходительно настроенная нянька позволила ей смотреть вечернюю передачу "О животных". Когда она ее смотрела, ей казалось, что она находится в зоопарке вечером, а дневной свет представлялся ей обманом, призванным убаюкать ее, вселить в нее ложное чувство полной безопасности. В душе она знала, что сейчас еще темно, ночь продолжалась и еще будет длиться долго-долго.

Она заморгала глазами, пытаясь приспособиться к яркому свету. Флюоресцентные лампы в участке были вполне приемлемы для работы, но солнечный свет по сравнению с ними был куда ярче, куда живее.

– Мэтт! Где же машина?

Возле тротуара стоял старый помятый "мустанг" с открывающимся верхом, а его владелец оперся спиной о его дверцу.

– Джонни!
– вскрикнула Карен и побежала к нему.

Мэтту ничего не оставалось другого, кроме как стоять и молча наблюдать за этой сценой. Через несколько секунд он поплелся прочь.

Карен высвободилась из объятий Джонни.

– Прошу тебя, подожди меня.

– Конечно, - улыбнулся он.
– Я уже начинаю к этому привыкать.

Она поравнялась с Мэттом.

– Мэтт, прости, мне так жаль. Я никогда не думала, что все так обернется.

Он покачал головой.

– А на что ты рассчитывала, Карен? Как, по-твоему, должны были обернуться события? Как в кино, где все в конечном итоге получают то, что хотят. Ты всегда стараешься представить себе жизнь такой, какая она выходит у тебя в твоих историях. Все мы должны ходить и постоянно улыбаться. Боже мой, Карен, я любил тебя. Ты была для меня самой жизнью.

– Я никогда этого не чувствовала, - слезы навернулись у нее на глазах.
– Да, я чувствовала нежную привязанность, но не страсть.

– Я старался, как мог, Карен. Это было то, на что я оказался способен.

– Мне очень жаль, - снова сказала она, и они неуклюже обнялись.

– Мы останемся, Мэтт, вот увидишь, мы все будем друзьями, тебе понравится Джонни…

Он мягко убрал руки, печально улыбаясь.

– Ну, вот ты опять за свое, - сказал он.
– Прощай, Карен, - он поцеловал ее в щечку.
– Я всегда буду тебя любить. Но твой друг может отправляться куда угодно и трахнуть самого себя.