— Туда!

— Левее, лес ближе.

— Нет, они туда побежали.

Пашка не был уверен, что снова хочет видеть безумную барышню с ее разрубленной полуголовой. Ну, ее к дьяволу. Да и прапор-беляк туда же может утекать. Но мальчишка уже ухватил за рукав, потянул. Монахиня едва держалась на ногах, пошатывалась. У поезда опять шла стрельба, раздавались крики. Нет, нужно оттуда подальше убираться. Пашка, сжимая саквояж и пригибаясь, зашагал следом за пацаном. Сырая трава цепляла за сапоги, путала ноги.

Плохо. Два проникающих в брюшную полость, и еще ключица перебита. От последнего, скорее всего, майор и без сознания. Блузку Катя уже разорвала, прижала тряпки к ранам, — толку-то? Профессиональная медицинская помощь срочно нужна. Ну же, толстяк, очнись!

Эвакуировать человека в бессознательном состоянии невозможно. Неконтролируемый мозг может увести тело по любым координатам, и координировать такой Прыжок со стороны практически невозможно.

Давай, толстый, возвращайся. Хоть на минутку!

Левый глаз самой Кати ничего не видел, кровь заливала-заклеивала. Голова кружилась от кровопотери. Надо бы остановить кровь, пока сама не свалилась. Только касаться собственного лба девушка боялась, — по ощущениям, череп разрублен, а увидеть собственные мозги на пальцах — нет уж, увольте.

Ну, ты придешь в себя, сукин сын или нет? Давай — давай!

Катя стянула с майора пиджак, разодрала ворот рубашки. С силой похлопывала по шершавым щекам. Плеснула коньяка из полупустой бутылки.

Ресницы вроде бы дрогнули.

— Его, наверное, посадить нужно, — неуверенно сказал прапорщик. — При ранениях в живот….

— Пошли на хер! — зарычала Катя. — Вон отсюда! За кусты, пошли, суки! Живо!

Все четверо остолбенели. Монашка, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Пашка застыл на полусогнутых. Залитая кровью девка и раньше была на диво страшна, а сейчас, с белозубым оскалом на черном лице, вообще походила на чертовку.

Катя швырнула бутылку, угодила прапорщику в живот, — тощий очкарик хрюкнул, согнулся пополам.

Первым опомнился мальчишка, схватил за рукав свою спутницу, дернул за штаны Пашку:

— Уйти нужно.

Больше Катя не отвлекалась. Ресницы Виктора Михайловича вздрагивали. Он застонал, потянул руку к животу. Катя перехватила руку.

— Не трожь! Слышишь меня? Витюш, ты слышишь?

— Ну… пулемет…

— Хрен с ним. Сейчас уйдешь. Сразу в госпиталь. Все будет хорошо. Только ты продержись пару минут. Ты хорошо соображаешь?

— Да, — майор открыл глаза. — Тебя… что?

— Нормально. Так — сейчас представь двор "К-ашки". Живенько представь, с подробностями. Я активирую чип возврата. Держись две минуты. Понял?

— Понял. Катя… сможешь, доделай…. Важно…. Главное, его возьми…

— Хорошо-хорошо. Возьму. На посту "К" сколько телефонов?

— Два, оба черные. Катя…

Девушка нащупала под кожей на груди майора зернышко капсулы, раздавила. Отшатнулась, сосредоточившись на воспоминаниях мельчайших деталей залитого летним солнцем двора родного отдела.

***

Монахиня сидела, уткнув лицо в широкие ладошки. Мальчик присел на корточки рядом, все усмехался-подмигивал.

Мужчины топтались за кустами.

— Добьет она его, — прошептал Пашка, кивая в темноту. — Чтоб не мучался. Ему все брюхо продырявило. Не жилец.

— Вряд ли, — так же шепотом ответил прапорщик, — заранее сказать нельзя. Мощный мужчина. Впрочем, она тоже сильна. Волокла своего… друга, почти в одиночку. Из меня помощник неважный.

— Что ж вы так, ваше благородие? — пробормотал Пашка. — Такой видный господин, образованный, и на тебе, помочь барышне не мог.

Прапорщик строго глянул сквозь свои круглые очки:

— Я после контузии. А вы что же, бойкий юноша? Вы-то что отстали? Труса изволите праздновать? Из тех изволите быть, кто из подвалов погавкивает, за хамскую власть агитирует?

— Давай, ваше благородие, шлепни меня, раз бандиты не дострелили, — пробормотал Пашка, глядя, как офицер неловко нащупывает кобуру.