— Знаешь, Юленька, я, кажется, заболел.

Они сидели в обширной гостиной. Кроме Юли, дома не было никого.

— Заболел? Разве ты можешь болеть? С такими-то красными щеками?!

Борис провел рукой по щекам:

— Как-то знобит и ломит.

Сердобольная Юля поверила:

— Может, проглотишь антибиотик?

— И чашечку кофе.

— Кофе у папы отличный.

— Ты, Юленька, добрая душа, свари, если не жалко.

Юля вышла в кухню, а Боб встал и отворил дверь в спальню, где стояли две кровати, телефон на тумбочке между ними и ореховое трюмо. На трюмо он увидел флаконы, баночки с кремом, щетку для волос, но губной помады не было.

— Что ты там делаешь, Борис?

Боб вздрогнул:

— Решил посмотреться в зеркало.

— Пойдем лучше на кухню. Надеюсь, тебя не оскорбит, если я предложу тебе кофе не в столовой? Не хочется возиться.

— Ну что ты! Какой может быть разговор! — Он понемногу приходил в себя от смущения. — А где эта знойная женщина?

— Дина умчалась делать покупки. Она уезжает.

— Куда же?

— На море.

Известие это подхлестнуло Бориса.

— Вот как? Папочка отпускает ее одну?

Юля засмеялась:

— Папахен не ревнив. Дина завоевала его, полное доверие добродетельным поведением.

— Не думал, что она способна на такое геройство!

— И ошибся. А еще следователь и психолог! Дина неплохая. Я, знаешь, как была к ней настроена? Хуже нельзя. А сейчас мы подружились. Она простая, веселая. Я даже защищаю ее от отца. У папы тяжелый характер, ворчит, ворчит, весь в работе. Ей с ним нелегко…

— Когда же эта прекрасная женщина помчится догонять осеннее солнце?

— Завтра утром.

«Живых был убит позавчера».

— Поездом?

— Что ты! Дина не признает ничего, кроме машины. Тут уж отцу приходится уступать, хоть он и внушает каждый день, что она погибнет в автомобильной катастрофе.

— Но пока же не погибла?

— Как видишь. Она, между прочим, прекрасный водитель. Скажу тебе по секрету: Дина была шофером такси.

— Неужели?

— Это страшная семейная тайна.

— Удивительно романтично. А чем она сейчас занимается?

— Учится в вечернем институте. Папе нужен диплом… Борька, а ты и в самом деле заболел! У тебя какой-то бессмысленный взгляд. Ради чего ты уставился на мусорное ведро?

— На мусорное? В самом деле, чего… Извини.

— У нас сломался мусоропровод. Приходится пользоваться ведром. Видишь, сколько набралось?

— Вижу.

Но видел он только одно: маленькую бумажную салфеточку — промокашку для губной помады.

— Юля, ты какой помадой красишь губы?

— Что за вопрос? Такой, чтобы не бросалась в глаза. Яркие краски учителям противопоказаны.

А на окурке была помада броская, лиловая. И на этом клочке бумаги тоже.

— Почему ты не уйдешь из школы?

— Чтобы поярче красить губы?

— Нет, но это же ужасно нервная работа.

— А у тебя разве не нервная?

— Я уйду… скоро. Чувствую, что придется.

Он поднес к губам маленькую фарфоровую чашку.

— Мне нравится с детьми.

— Хулиганье. Будущие преступники. Сейчас не школьники пошли, а черт-те что.

— Ты стареешь, Борька. Мы были точно такие. И на нас брюзжали.

— Я такой не был.

«Если я полезу в ведро, она подумает, что я тронулся. А что, если предложить вынести мусор? Нет, чушь, конечно. Самое верное — дождаться, когда она выйдет. Или все рассказать? Ну, уж это будет совсем глупо».

— Да, да, Юленька, я такой не был.

— А какой же ты был?

— Положительный. Между прочим, вашу Диану видели с молодым человеком.

— Ты невозможный брюзга и сплетник! Удивительно, что строже всего к женщинам относятся мужчины, у которых рыльце в пушку. Почему это так?

— У меня не в пушку.

— Нахал! Тебе полегчало?

— Да, начал выздоравливать. Еще глоток — и от болезни не останется и следа.

— Лечись, лечись! Я подолью.

Ему не хотелось кофе. Но нельзя же было уйти из кухни, не заполучив эту бумажку.

— Спасибо, Юленька!

Нет, Сосновского не зря называли везучим. Он-таки дождался телефонного звонка. Юля выскочила из кухни, а Борис наклонился над мусорным ведром и вытащил промокашку со следами помады. Пока Юля вернулась, он успел уложить листок между страницами записной книжки.