– Я спросила ее, что будет делать, ждать Василиску или нет. Она сказала, что уедет… И что странно: спросила, не знаю ли я кого-нибудь, кто золотом и драгоценными каменьями интересуется…

– Как, как?– насторожился Жур.

– Ну, у нее, мол, есть кое-что из женских украшений для продажи… В дороге поиздержалась, а теперь на обратный путь не хватает…

– А она показывала вам то, что хотела продать?– спросил инспектор, стараясь не показать своего волнения.

– Да зачем мне смотреть, коли я покупать не собираюсь? Откуда такие деньги взять?– ответила женщина.

По словам хозяев, Степная ушла от них в середине дня. Куда собралась ехать, не сказала.

Инспектор осторожно поинтересовался, не обнаружили ли они какой-нибудь пропажи после посещения родственницы Гуцульской. Те ответили, что нет.

Поблагодарив соседей актрисы, Жур ретировался. Он побеседовал еще с несколькими жильцами дома. В одной из квартир Степная тоже предлагала какую-то драгоценность. И снова речь шла о золоте и камнях. Саму же вещь она не показывала.

В тот же день Жур отбыл в Южноморск. И первым делом навестил Степных. Земфира дома так и не появлялась.

– Я был совершенно уверен в этом,– сказал инспектор Оболенцеву после подробного доклада о поездке в Краснодар.– А муж ее, как говорят постояльцы, последние дни все время под мухой… Со мной он тоже нетрезвый беседовал. Расплакался. Все твердил, что Земфира погубила его и сына… По-моему, безвольная личность этот «звериный сапожник»… Распустил свою женушку, вот она и встала на путь воровства. А теперь мечется, не знает, куда сбыть колье. Я считаю, Геннадий Андреевич, надо принимать крутые меры…

– Какие?– спросил следователь.

– Объявить всесоюзный розыск.

Поколебавшись, Оболенцев сказал:

– Наверное, другого выхода нет… Пока мы ее не найдем, с мертвой точки не сдвинемся…

Жур развернул бурную деятельность. В дополнение к первой ориентировке о пропаже колье была разослана новая. В ней сообщались фамилия, имя и отчество Степной, указывались уточненные приметы ее и Йошки. Более того, лейтенант добился, чтобы были отпечатаны листовки с фотографией подозреваемой для стендов «Их разыскивает милиция». Фотографию взяли у мужа.

Без десяти девять, как обычно, я подъехал в своей служебной машине к прокуратуре. И сразу обратил внимание на группу людей, собравшихся у входа. Все поголовно – пожилые мужчины, все как один,– смуглые. Цыгане.

Как только я поднялся на крыльцо, толпа обступила меня плотным кольцом. Заговорили разом, перебивая друг друга.

– Товарищ прокурор, избавьте нас от позора!…

– Что хотите сделаем!…

– Детям прохода не дают, дразнят!…

Я, ничего не понимая, стоял совершенно оглушенный. Шум голосов слился в единый гул, и уже нельзя было разобрать отдельных реплик.

Константин Трифонович, мой шофер, бросился на выручку.

– Граждане, граждане! Нельзя ли потише! – обратился он к собравшимся.– Как-никак государственное учреждение!…

Шум на мгновение утих. И я, воспользовавшись этим, громко спросил:

– Товарищи, что вы хотите? Только прошу говорить кого-нибудь одного!

Из толпы выдвинулся седой старик с пышкой бородой.

– Мы пришли просить за Земфиру Степную… Снимите ее фотографию! – произнес он поспешно, боясь, видимо, что снова поднимется гвалт.

– Знаете, здесь говорить неудобно,– сказал я.– Пройдемте ко мне в кабинет…

– Только не все! – добавил Константин Трифонович.

Посовещавшись, ходатаи делегировали со мной трех человек. В том числе и старика-самого старшего из собравшихся.

Прошли в мой кабинет.

Оказалось, что сегодняшняя демонстрация вызвана появлением в городе на стендах «Их разыскивает милиция» листовок с портретом Степной. Это задело честь южноморских цыган. О пропаже колье они узнали от мужа Земфиры.

– Товарищ прокурор,– заявил бородач,– могу по-» клясться, что Земфира не крала… Не могла она украсть… В нашей семье никогда не было воров,– гордо вскинул голову старик.

Выяснилось, что Земфира приходилась ему родственницей и он знал ее с грудного возраста.

Другие «делегаты» подтвердили мнение своего старейшины. На мой вопрос, почему она так внезапно скрылась из города, ходатаи ничего ответить не могли.

Мне показалось, что старейшина сделал какой-то знак остальным цыганам. И действительно, те, чинно поднявшись, попрощались и вышли.