Возможно, и письмо Хелли толкнуло пойти в Звенинога, узнать о Короле. Он ей не ответил и не ответит, но на Сааре сходит. Именно сходит; как же иначе туда добраться?.. Заодно зайдет в Карула к матери Земляники и захватит что-нибудь из продуктов. Правда, между ними решено, что за продуктами станет ходить — именно ходить! — Земляника, но один-единственный раз он и сам рискнет.

Земляника не нашла что-либо возразить. Она понимала: ему необходимо себя занять. А Король… Это же естественно, что и о нем он беспокоится. Ее собственный Йентс живет у ее матери, ходит в школу, и с этим забот нет. Боязно ей, что и говорить: вдруг он не вернется, всякое может приключиться. Но карты ничего такого не предсказали. Относительно же ее любовных страданий — в этом походе ему не до этого.

Алфреду предстояло идти проселочными дорогами и лесными тропами. Оставалось выбрать: через Кишмялягушки или лес Смотригора? Лучше через лес, решил он. Алфреда в лицо не всякий на Острове знал, ведь Остров достаточно большой, даже если пограничники встретятся, тоже не обратят внимания на прохожего, но вот истребители или милиция — эти потребуют документы, не говоря о том, что случится, ежели встретятся хозяева «мерседеса»… Нет, нет, Алфред осмотрительный! К Звенинога он подойдет ночью.

Отправился в путь, как только потемнело. Он шел вполне уверенно, пошел лесом Смотригора, даже не подозревая, что пробирается недалеко от тех зловещих ям, в которых нашли свой конец многие десятки островитян, сраженные пулями самообороновцев, — те самые, чье перезахоронение они с Эдгаром не так давно наблюдали.

До лесов Брюквинского мыза он прошел благополучно, на пути встречались редкие прохожие, присматривались, конечно, ведь островитяне всегда отличались любознательностью, но Алфред их не боялся, поскольку он их не знал — значит, не знали и они его. А вообще-то, мало кто из деревенских жителей находил удовольствие в ночных прогулках в такое время, все старались справиться с делами до наступления темноты. Когда Алфред уже подходил к деревне Розвальни, откуда-то из темноты, из-за кустов внезапно появились люди. От неожиданности он похолодел, а ведь как внимателен был, как осмотрительно шел…

Ему скомандовали поднять руки, и он их поднял. Окружили его трое мужчин, в отдалении приближалась еще одна фигура, как ему показалось — в темноте он плохо различал — женщина. В грудь ему наставили дуло автомата, кто-то стал обыскивать, и он радовался, что расстался с револьвером, от этой штуки мало проку, навредить же она могла.

— О, это же фельдфебель! — воскликнул вдруг удивленно один из них, высокий мужчина. Голос показался Алфреду знакомым. Присмотревшись, узнал в высоком Рууди, с кем вместе однажды сидел в тюрьме-конюшне. Злоглазый Рудольф!.. Конечно, он уже слышал про «подвиги» этого человека. И эти подвиги не служили для Рууди положительной характеристикой, так что невозможно было Алфреду угадать, чем для него закончится эта встреча.

От фигуры, обыскивающей его, несло самогонным перегаром, почему-то эта вонь тоже показалась предвестником беды.

— Тукки поле [5] ,—объявил обыскивающий, закончив шарить по карманам Алфреда. Рууди велел человеку, нацелившего на Алфреда автомат, успокоиться, и тот опустил дуло.

— Плохие дела, а, фельдфебель… Раз ночью по лесам гуляешь? — Рууди тихонько захихикал. — Отчего же один? Скучно одному-то. Может, с нами пойдешь?

Алфред решил схитрить, не показать ни своего к Рууди презрения, ни страха перед ними.

— Невыгодно, — ответил он, стараясь как можно спокойно, даже с нарочитым вызовом, — какая бы власть ни установилась, вы в любом случае плохо кончите, а мне это ни к чему.

Рууди засмеялся, кто-то из остальных тоже коротко хихикнул. Женщина враждебно крикнула: «Но, но!»

— Ну, допустим, — объявил Рууди, смеясь, — твоя власть теперь не скоро вернется, а то, что здесь теперь… Это еще и не власть, и что для тебя власть? Думаешь тихо отсидеться? Они подождут, — он с удовольствием расхохотался. — У них времени хватит, чтобы тебя дожидаться, успеют повесить… Да не будь идиотом!

— Победителей, говорят, не судят, — твердил Алфред свое, — тогда и они, может, перестанут свирепствовать.

— И ты их власть тогда признаешь? — спросил Рууди осуждающе.

— В Библии, говорят, написано, будто всякая власть от Бога…

— Всякая власть есть насилие! — парировал Рууди. — Вот я сейчас здесь власть и могу делать, что хочу. Мне нравится самому властью быть. Живи, как хочется тебе, а не всем тут доносчикам вокруг, А насчет Бога… Как это у них поется: «Никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни царь и ни герой…» А только сами — своей лапой… И я тоже… Ни Йосика, ни Ааду [6] не признаю. Только сам я за все себе воздам.

Закончив свой монолог, Рууди вытащил из кармана шинели — Алфред только теперь разглядел, что все они были в военной форме, — пачку «Казбека», закурил и протянул пачку Алфреду. Остальные в их разговор не встревали, чувствовалось, что напряжение спало, хотя еще недавно они были готовы, вероятно, к кровопролитию… Но тут… Фельдфебель встретился, сам Рууди с ним о жизни толкует, значит, быть мирной развязке. Чтобы хищника не дразнить, Алфред папиросу принял.

— Еще встретимся! — крикнул Рууди, уже уходя. — Решайся. Не сейчас — так потом. А то ведь и другие найдутся в лес манить… Все равно стрелять-постреливать.