148].

В одном же духовном стихе утвердительно сказано, что через водное пространство есть перевозчик.

Три грешные души, беззаконный рабы Подходили к реки.

Они спрашивали перевозчика:

И на то тут,

есть перевощик.

Перевез бы нас на ту сторону,

К Самому Христу, Сыну Божью

[22, 169, № 490].

О перевозчике упоминается в апокрифическом сказании «Хождение Агапия в рай» (XII в.). Агапий достигает блаженной страны отцов — рая не один, а его перевозят туда на корабле через отделяющую мертвых от мира живых реку перевозчики-ангелы [44; 196, 201; 210]. Русские сказки роль перевозчика вручают старику. Этот старик смелых странников, шествующих в страшные обители ада к царю-змею или на край света к ясному солнышку, переправляет через море или реку в своей утлой лодочке [14, 13, 165, 170].

Находим сказания о перевозчике и в семье родственных нам индоевропейских народов. Так, одна сербская песня поручает перевоз Св. Николаю и Илье Пророку. В раю под прекрасным деревом с золотистыми ветвями, с серебряными листьями, говорит песня, почивает Св. Николай; к нему приходит «миро-носна воевода» Илья и говорит:

Та устани, Никола! Да идемо у тру.

Да правимо корабле, Да возимо душице С овог света на она]. Ал' устаде Никола, — продолжает песня, — Отшеташе у гору, Направите корабле, Перевезоше душице С овог света на она] [11, 576; 231, 134–135].

Как у сербов, так и на Руси мы встречаем в роли перевозчиков священные личности: Архангела Михаила, ангелов, Св. Николая и Илью Пророка, имена которых взяты из христианства, но в языческую пору, говорят ученые, личность перевозчика у славян носила название: Возуй, или Плавц, или, по Длугошу, Ний, которого Гайк называет Водцой [4, 182; 91, 207]. У греков же и римлян мифическим перевозчиком через адские реки Стикс, Ахеронт или Коцит (Кокитос) был жестокий Харон, который доставлял души умерших в страну теней в своейЛадье [4, 182; 11, 575; 196, 185]. Знают о перевозчике и неродственные нам германские народы. У них существует поверье, что когда-то на берегу морском обитали рыбаки, на обязанности которых лежало перевозить души усопших на блаженный остров «Brittia». В полночь раздавался в двери стук и глухой голос звал этих рыбаков на работу. Мгновенно пробужденные, они поднимались и шли на взморье, где уже стояли, по-видимому, совершенно пустые лодки; садились в них и, взявшись за весла, отплывали. Тут только они замечали, что лодки были чем-то тяжело нагружены, так что края их только на палец не касались поверхности вод. В один час переплывали они такое простран — ство, на которое в обыкновенных поездках требовалось не менее суток, и приставали к острову. Незримые пловцы удалялись, и лодки, освобожденные от груза, делались так легки, что тотчас же высоко поднимались над водой [11, 575]. Шведская сага роль перевозчика вручает даже самому Одину, который души храбрых воинов, павших в битве при Бравалласе, перевозит на золотом корабле в священную валгаллу [11, 575; 196, 185]92.

Перевоз составляет известный труд, требующий на сем свете некоторого вознаграждения, поэтому из погребальных обрядов мы видим, что и для переправы на тот свет признавалась предком необходимой перевозчику известная плата.

Из раскопок курганов, произведенных учеными в Смоленской (в Гнездове) и Киевской губерниях, мы видим, что предок умершего снабжал различными монетами [4, 183]. Ибн-Доста в своем описании похорон русса говорит, что с мертвецом клали различные «неодушевленные предметы ценности» [91, 55]93, каковыми могли быть не только меха, которые в древней Руси заменяли звонкую монету, но и сами монеты, ибо в курганных раскопках находили даже римские динарии III в. по Р. X. и византийские солиды IV–V вв. [4, 183]. Из этих монет именно те, которые клались в руки умерших или около нижней челюсти, предназначались предком в уплату перевозчику [4, 183]. Народ русский даже до сего времени сохранил этот обычай. В некоторых местах Белоруссии и Великоруссии и по сие время дают умершему в руку монету и простолюдин верит, что эта монета пойдет в уплату перевозчику [4, 184; 18, 306; 35, 54; 135; 220, 531, 533]. Указание на плату перевозчику мы находим и в духовных стихах. «Грешные души, — говорится в стихе «О Страшном суде», — подошли к реке» и стали просить перевозчика — Михаила Архангела перевезти их. «А што ж вы здесь в руках несете?» —

спрашивает их Михаил Архангел.

92 У японцев перевозит умерших черезреку Сандзу к стране отцов Старуха, а у вогулов, по словам Голдатти, перевозчиком является Куль Одыр, который перевозит души умерших в огненной лодке [4, 182].

93 Это место переведено — «чеканную монету» [209, 675].

«Несем в руках рыже золото, Потом — того цисто серебро», —

отвечают души умерших, и

Они сами то к Михаиле приближаются, —

говорит стих, —

Золотой казной спосуляются, «Возми, — говорят оне Архангелу-перевозчику, —

Ты с нас много злата, много серебра, Мелкого скатного жемчуга: Переправь нас, грешных, через огненну реку» [22, № 503, 510,511,512].

С платой за перевоз мы встречаемся и у родственных нам народов. Так, греки клали в рот покойнику обол, и эта монета носила название «uaulon», т. е. плата за перевоз в лодке. В гробницах Пантикопейс-кого Некрополя (в Керчи), говорит Анучин, встречаются различные предметы собственно погребального обряда и житейской обстановки умершего, но даже и в самых бедных могилах не отсутствует медная «монета Харона», полагавшаяся между зубов покойника [4, 182; 186, 64]. Клали монету за перевоз с покойником и римляне. Этот же обычай существовал и у угрорусов [68, 215], и литовцев [155, 99], а болгары, говорит один из болгарских писателей, во времена, когда «монетната ценность не существувала, употребляли платно, или соль» [237, 398]94, как плату мифическому перевозчику.

Вход в страну отцов, по представлению древнерусского человека, не вдруг открывался перед явившимися -

94 При похоронах мордвина существовал в данном случае такой интересный обряд: старший член семейства подходил ко гробу покойника и клал в руку мертвеца старинную монету со следующими знаменательными словами «Это тебе на табак, кабак и переход в загробную жизнь» [55, 142].

душами. Он охранялся сторожами и, следовательно, душам нужно было миновать их, чтобы наконец попасть в место своего назначения. Действительно, народ русский даже до сего времени говорит, что небесные владения оберегаются сторожами-косарями [11, 362; 13, 285]. Говорят также, что ад и рай оберегаются рыжим человеком, который от этих мест хранит у себя ключи [212, 174]. Русские сказки тоже рассказывают о сторожах загробного царства, каковыми здесь являются то змеи, то львы [14, № 171, 73], а малороссийское предание «О творении человека» сторожем страны отцов выставляет собаку. «Сотворив человека, — говорит это предание, — Бог ушел, а к дверям рая приставил собаку — зверя чистого, чтобы не пускала дьявола». Но дьявол нашел доступ в рай, обещав собаке шерсть, так как до сей поры у нее ее не было. По другой же версии, дьявол бросил собаке кусок хлеба. Собака бросилась за хлебом, а дьявол в это время проскользнул в рай [65, 92]. Встречаем указание на мифических сторожей и в похоронной причети. «Сторожа, — говорит причеть, — стоят ведь там (у страны отцов), да все не стариют» [18, 31].

Если мы обратимся к верованиям братьев-народов, которые когда-то, как мы знаем, имели с нашим предком общее мировоззрение, то и у них найдем сказания о сторожах, охраняющих страну отцов, что еще более подтверждает высказанное нами положение о существовании у древнерусского человека представления о сторожах-охранителях мира усопших. Действительно, Ведийская мифология знает сторожей царства мертвых. Ими здесь являются Сарамеи, дети Сарамы — охотничьей собаки бога Индры. В гимне Ригведы есть даже обращение к этим сторожам загробного мира. «Д ве собаки Ямы, — говорится здесь, — да позволят нам созерцать солнце и получить божественную жизнь» [11, 732; 196, 182]. Напутствуя же умершего, гимнт говорит: «Истинным путем избегни двух бледных четырехглазых собак, детей Сарамы, и ступай к отцам, которые блаженствуют вокруг Ямы! Двум собакам, о Яма, сторожам твоим четырехглазым, охранителям пути, ведающим людей, вручи его (умершего), о царь, спасение и свободу от скорби даруй ему» [11, 732; 196, 182]. По сказанию персидской мифологии, сторожем страны отцов является пес Сура или Сириус, который представляется у них в виде большой звездной собаки [11, 732; 196, 182]. Равным образом знают о стороже и греки, у которых таковым является трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями [11, 733]к. По сказанию лее Эды, мрачное жилище Геллы сторожит дева «Modhgudhri», а охранять «Muspelsheimr» приставлен воинственный Сур-тур [13, 25, 27].