Да, богатства цивилизации способны прокормить все население планеты, однако та же экономика против: а зачем кормить, если не работают, а только создают проблемы? Одно дело кормить вышедших на пенсию после какой-то работы, но кормить тех, кто от рождения и до старости не трудился ни одного дня, а только ломал оборудование, обрывал провода, а потом бросал камни в следящие видеокамеры?

Меры по сокращению населения были приняты не сразу, сперва дали увидеть и понять абсурдность ситуации, когда в мире работают около шести миллионов человек, а кормят своим трудом шесть миллиардов, а затем процесс пустили сразу по двум направлениям: сокращение с помощью пилюль, а также резкое ужесточение наказаний за уголовные преступления.

Неисправимых уголовников не отправляли в закрытые тюрьмы шить рукавицы, те никому не нужны, глупо и просто так держать абсолютно никому не нужных существ, добровольно покинувших человеческое общество с его строгими законами. Захотел выйти – выходи! Совсем.

Как только это дошло и до самых тупых, преступления практически прекратились. Одно дело украсть кошелек и сесть на две недели в тюрьму, другое – вообще исчезнуть из этого мира, однако же и это не помогло. Экономика властно диктовала, что излишнее население потому так и называется, что оно излишнее.

А излишки следует убрать…

Да, права, но почему-то мне так горько и тошно от такой правоты, и я все равно хочу ребенка, хочу учить его ходить, разговаривать, играть с ним… Животный атавизм? Все звери играют с детьми, Энн права, однако что-то я забиоконился совсем, не могу отказаться от этой несовременной идеи…

Когда утром я пришел в лабораторию, Вертиков и Люцифер настолько увлеченно обсуждали вкусовые достоинства бордо и бургундского, что даже не заметили моего появления. А когда заметили, уже поздно бросаться к столам и имитировать бурную деятельность, продолжили треп, косясь в мою сторону опасливо.

От нас в двух кварталах расположилась Всемирная Выставка Кулинарных Достижений, уже вручены двенадцать золотых медалей, двадцать четыре серебряных и тридцать шесть бронзовых, а также вручено несметное количество дипломов, но главные конкурсы пройдут сегодня, а вручение наград за высшие достижения будут завтра, транслироваться будут по всем телеканалам мира, во многих фирмах и госпредприятиях этот день объявлен выходным.

Кириченко морщился, кривился, Вертиков сердито заметил, что все здоровые люди радуются красоте и изобилию пищи, а у него, наверное, больной желудок…

Кириченко окрысился:

– Зато у меня здоровый мозг!

– И у меня здоровый…

Кириченко изумился:

– Как он может быть здоровым, если тебя интересуют эти рецепты? Да нормальный мужчина вообще не обращает внимание на то, что жрет!

Вертиков возразил с неудовольствием:

– Прошли те голодные времена.

– Дело в голоде? – спросил Кириченко раздраженно. – Дело в мозгах! Вернее, в отсутствии оных. У тех, кого интересуют ингредиенты сациварикуку или маджосерукака, мозгов вообще нет. Или не больше, чем у бабочки. Красивой, нарядной… вон как наш Урланис, и такой же умной. Мужчина должен заниматься наукой, политикой, бизнесом, религией, должен ломать или строить, но если он начинает смаковать какую-то особым образом приготовленную лягушку в редком соусе, секрет которого фирмы держат в тайне, от чего его цена на уровне организации полета на Марс…

Он задохнулся от длинной фразы, не сумев выговорить ее на одном дыхании, и Вертиков вставил ехидно:

– Ну да, мужчина должен, мужчина обязан… У нас, кстати, равноправие полов уже сотню лет с хвостиком.

Неожиданно подал голос редко встревающий в офисные споры Корнилов:

– Мужчины, вообще-то, могут больше, потому с них спрос выше. Я вот выгуливаю своего Рекса, он все столбики проверяет, так они переговариваются друг с другом. Но только мужики!.. Бабы этого языка не понимают, они оставляют лужи где попало.

Вертиков не врубился с ходу, спросил сердито:

– И что?

– Мужчины умнее, – заявил Кириченко тяжеловесно. – Думаю, сперва разумными стали самцы, они и создали первобытно-общинное общество. А женщины в нем много тысяч лет были сперва простыми животными, пока не научились обезьянничать мужчин. Так чему-то и научились.

Вертиков завопил, указывая на него пальцем:

– Люди, плюйте на него! Женоненавистник!

Кириченко сказал мирно:

– Я? Ну, женщин я весьма люблю… Я к тому, что все придумывают мужчины. И первыми от мужчин обучаются опять же мужчины. Вот скажите, почему нигде в мире до сих пор нет ни одной женщины программистки? А мне бы так хотелось хоть одну в нашем офисе…

Он мечтательно заулыбался, Вертиков в испуге отшатнулся:

– Ты что? Если и появится такая, то первые будут такими уродинами…

Я сказал строго:

– Эй-эй, кончайте треп. Начали с рецептов, перешли на женщин…

Кириченко ответил со вздохом:

– Шеф, а когда было иначе? Все дороги ведут к женщинам. Пусть даже латексным… А что насчет жратвы, то чем лучше человек разбирается во вкусовых качествах вина или какого-то салата, тем он ближе к обезьяне и дальше от сингуляра.