Шрифт:
Мальчик не мог этого объяснить, хотя у него в голове уже складывалась картина происшедшего и он подозревал, что виной всему Диана, вернее, кулон желаний. Но сказать об этом Артем, разумеется, не мог.
Он стоял, то краснея, то бледнея, и готов был провалиться под землю. На Дину он бросал такие испепеляющие взгляды, что было даже странно, как она не сгорела на месте. Дина прятала глаза и тоже мучилась от стыда и от того, что своей помощью только подвела и без того загруженного Фомичева.
Надо было срочно что-то делать.
«Ну пусть опять появятся эти злосчастные двойки», — думала девочка, вперившись взором в учебник. Щеки ее пылали, и голова немного кружилась от чувства, что она должна сейчас сама во всем признаться. Надо было обязательно сделать это, а то Артем никогда ей не простит такого предательства.
Дина встала с дрожью в коленях и довольно четко произнесла на весь класс:
— Петр Александрович, это я виновата.
— Ты?
Девочка понимала, что сказать правду нельзя: это прозвучало бы по меньшей мере нелепо. Надо было придумать правдоподобную версию.
— Да, — кивнула Дина, лихорадочно размышляя.
Учитель посмотрел еще раз в журнал, как будто там можно было найти объяснение всему, и опять провел рукой по лысине.
— Ой, дорогие мои, простите, я ее как-то не заметил. — Петр Александрович стал протирать глаза. — Вот она, родненькая, нашлась.
Педагог посмотрел на ребят и виновато улыбнулся.
«Боже, какой позор», — ужаснулась Диана.
— Как это я так оплошал? — не мог прийти в себя учитель. — Давай, Артемушка, рассказывай. Садись, Воронцова-спасительница.
Фомичев, не оправившись от случившегося, начал говорить о цветах. Сначала было не очень связно, но зато потом весь класс сидел раскрыв рты, потому что мальчик говорил не только то, о чем можно было прочитать в учебнике, но и рассказывал о цветах, которые могут уничтожать насекомых, затягивая их к себе в бутон. Было очень интересно, и Артем получил заслуженную оценку «отлично».
Петр Александрович был доволен этим не меньше самого ученика. Он поставил пятерку в журнал и даже приписал к ней восклицательный знак, чего в школе отродясь не бывало.
На перемене Артем подошел к Дининой парте. Девочка подняла на него глаза, полные такого отчаяния, что слова, готовые сорваться с его губ, будто испарились.
— Опять? — только и спросил он.
— У меня его нет, но желания исполняются, — сказала Диана. — Но… насчет двоек я вчера загадала сама. Впрочем, чтобы они опять появились, я тоже попросила.
— Кончай свои штучки, — сверкнул глазами Фомичев. — Добром это не кончится.
— Я уже и думать ни о чем не могу, — чуть не плача, произнесла девочка. — Все делается само собой.
— Значит, не думай вообще!
— А как? — Дина развела руками. — Может, отнесем его побыстрее?
— Сегодня репетиция, — напомнил Артем, — потерпи два дня.
— Попытаюсь, — как-то неуверенно проговорила Дина.
На следующих уроках Фомичев умело расправился с исправлением оставшихся двоек. Все прошло без каких-либо осложнений.
Настроение у Воронцовой было таким гадким, что хотелось все бросить и удариться в бега. Полина с трудом уговорила ее остаться на репетицию.
— Так, Галина, ты с Дедом Морозом выходишь сюда, — показал место Сергей Иванович, — а Диана в это время прячется за елкой.
Диана послушно подошла к уже украшенной елке и присела за ней.
— Ты подслушиваешь разговор Снегурочки с Дедом, поэтому вид у тебя должен быть хитрым, чтобы ясно было: ты замышляешь неладное.
Дина попыталась изобразить на лице нечто подобное, но получилась только какая-то серьезная гримаса.
— Воронцова, — учитель махнул рукой ребятам, чтобы те перестали смеяться, — ты Лиса, представь это.
— Я стараюсь, — очень тихо сказала девочка.
— Плохо, надо убедительнее. Галя, выходи еще раз. А ты, Дина, навостри ушки.
Диана вздохнула и решила приложить все силы, чтобы не выглядеть так смешно. И это у нее получилось. Она так бесподобно строила глазки и прищуривала их, что учитель не удержался от комментария.
— Ведь умеешь, когда захочешь. Тебе можно смело поступать после школы в театральный.
— Что я там забыла? — заволновалась Диана. — Я буду исследователем паранормальных явлений.