Грейс наблюдала за ним. Ее глаза были скрыты очками.

— Наверное, ты был очень хорошим копом.

— Да, — признал Лютер и сделал глоток холодной воды. — Очень, очень хорошим.

— Значит, ты ушел, потому что почувствовал, что превратился в парапсихического борца за справедливость.

Он знал, что она поймет. Однако его удивило чувство облегчения, которое он испытал.

— Вроде того, — сказал Лютер. — Однако борьба не была честной. Статистика показывает, что большинство преступников, с которыми я имел дело, были серьезно испорчены. По сути, они — продукты ужасного воспитания. Или у них вообще не было никакого воспитания. Многие из них подвергались в детстве насилию. Некоторые были умственно отсталыми. Почти половина из пойманных мной преступников не могли даже прочесть газету, не говоря уже о приличной работе.

— Ты чувствовал к ним жалость?

Лютер слегка улыбнулся:

— Я бы не стал заходить так далеко, но у большинства людей, которых я помог засадить за решетку, не было против меня ни единого шанса. Я мог нарушить и нарушал их право на справедливое судебное расследование, но никто об этом не знал, даже подозреваемые.

— Ты не нарушал их права в юридическом смысле.

— Нет, но практически делал именно это.

— Ты сделал много хорошего, Лютер. Сажал плохих людей за решетку. Осуществлял правосудие ради жертв. Тех, кто важен для цивилизованного общества.

— Я говорил себе это несколько лет. Но на собственной шкуре узнал, что борьба за справедливость несет плохую карму.

— Два твоих неудачных брака?

— Не только. Еще мне удалось взбесить почти всех своих напарников, и, в конечном счете, никто не хотел со мной работать. Я получил репутацию одинокого волка. Для копа это не очень хорошо, так как предполагается, что ты должен быть частью команды. Рядом со мной окружающие чувствовали себя очень неловко.

Грейс нахмурилась.

— Другие детективы, с которыми ты работал, понимали, что ты делаешь?

— Они знали, что я почти всегда добиваюсь результатов, но не знали, каким образом. Проклятье, да они и не хотели знать. Некоторые считали, что я каким-то образом гипнотизирую подозреваемых. Оказывается, никто не хочет работать с тем, кто может загипнотизировать тебя без всякого предупреждения.

— Да, это может быть серьезной проблемой, — согласилась Грейс.

— Я менял напарников, как «Темная радуга» — посудомоек. Некоторые парни, имеющие врожденную чувствительность, пытались объяснить то, что я всегда добиваюсь чистосердечных признаний, сверхъестественным вмешательством. Эта идея нравилась им не больше теории гипноза.

— Потому что это заставляло их сомневаться в собственном здравомыслии? — спросила Грейс.

— Большинство успешных копов имеют хорошую интуицию, когда дело доходит до контакта с людьми, которые лгут, мошенничают и убивают. Как правило, они с радостью признают, что у них хорошие инстинкты.

— Разве хорошие инстинкты не считаются среди полицейских полезным качеством?

— Конечно. Но ни один коп не хочет прослыть экстрасенсом. Любая «абракадабра» может в мгновение ока уничтожить карьеру.

Грейс взглянула на него с недоумением:

— И ты просто ушел с работы?

— Случилось то, что можно назвать последней каплей. Один инцидент. Погибли люди. После этого я ушел.

— Что произошло?

Лютер смотрел, как солнечный свет мерцает на водах бухты.

— Был один человек, — начал он. — Его звали Джордж Олмстед. Однажды он пришел в участок и сказал, что только что убил своего делового партнера. И отдал пистолет, на котором были его отпечатки пальцев. Он утверждал, что они с партнером поссорились из-за продажи бизнеса. Сказал, что отчаянно нуждался в деньгах, а партнер отказался довести сделку до конца.

— Ты ему не поверил?

— Он казался вполне спокойным, но в его ауре были какие-то искры. Некоторое время я с ним разговаривал. Слегка воздействовал на него. Оказалось, в партнера стрелял не он. Олмстед покрывал свою дочь.

— Она была связана с партнером?

— Они были любовниками, — подтвердил Лютер. — Ей было двадцать пять. Она начала посещать психиатра еще в средней школе, принимала лекарства. Партнер поздно начал понимать, что она не совсем стабильна. Попытался разорвать отношения. Она обезумела и застрелила его.

— А затем побежала к отцу?

— Который обещал ей, что все уладит. Он хотел защитить ее, считал это своим долгом. На протяжение всей ее жизни он был рядом. Она была его единственным ребенком, мать умерла несколько лет назад.

Грейс кивнула:

— Он знал об их отношениях?

— Да. И поощрял их, так как думал, что брак обеспечит дочери некую эмоциональную стабильность. После убийства он был убежден, что это его ошибка, поэтому взял вину на себя.

— Но его история развалилась.