Из-за того, что яркие прежде краски выцвели, и синий стал грязно-белым, а красный - бледно-розовым, а некоторые лошадки поломались, хозяин карусели, папаша Франса, решил поставить ее не в центре города, а на окраине - в Итапажипи. Люди там не такие богатые, есть чисто рабочие кварталы, а

1 не следует забывать, что в южном полушарии рождество приходится на середину лета.

ребятишки из бедных семей будут рады и такой старой

облезлой карусели. Кроме всего прочего, парусиновый тент разорвался в нескольких местах, в центре зияла огромная дыра, и работа карусели зависела теперь от погоды.

Ах, какой красивой была когда-то карусель - гордость детворы в Масейо1. В то время она стояла рядом с колесом обозрения и театром теней на одной из центральных площадей. По воскресеньям и праздникам дети из богатых семей - мальчики, в матросских и бархатных костюмчиках, и девочки, в тонких шелковых платьях или фламандских народных костюмах с белыми передничками - приходили покататься на своей лошадке, а самые маленькие садились на скамейки, вместе с гувернантками. Их отцы шли на колесо обозрения или в театр теней, где в толкучке могли, будто случайно, прижаться к бедру соседки. В те времена луна-парк папашиФрансы был радостью города. И больше всего прибыли давала карусель, крутясь без устали и сверкая разноцветными огнями. В то время папаша Франса считал, что жизнь - отличная штука, что все женщины - красавицы, а мужчины - верные друзья. К сожалению, еще он считал, что выпивка - тоже вещь неплохая: она делает женщин еще красивее, а мужчин - дружелюбнее. И он пропил сначала театр теней, потом - колесо обозрения. Затем подошла очередь карусели. Но поскольку папаша Франса испытывал к карусели особую привязанность и ни за что не хотел с ней расставаться, то однажды ночью с помощью друзей разобрал ее и отправился в странствие по городам Алагоаса и Сержипи2. А многочисленные кредиторы отводили душу, кляня его последними словами. Много поездил папаша Франса со своей каруселью. Побывав во всех городишках обоих штатов, не

1 город в штате Алагоас.

2 штаты северо-востока Бразилии.

пропуская по пути ни одного бара, он добрался наконец до штата Баия, где и произошла его встреча с бандой Лампиана. Папаша Франса застрял тогда в одном бедном поселке, в глубине штата. У него не было денег не только на перевозку карусели: он не мог заплатить за жалкий номер в единственной в городке гостинице, за глоток кашасы, за кружку теплого пива - он был бы рад и такому. Карусель, сооруженная на траве Соборной площади, стояла без дела целую неделю. Папаша Франса наделся, что в субботу и воскресенье ему удастся собрать какую-нибудь мелочь, чтобы перебраться в местечко получше. Но в пятницу в поселок вторгся Лампиан с двадцатью двумя головорезами, и карусели пришлось покрутиться. Известные своей жестокостью бандиты, на совести которых были десятки загубленных жизней, восхищались красотой карусели и были счастливы, как дети, любуясь ее кружащимися огоньками, слушая старинную мелодию пианолы, взбираясь на поломанных лошадок. И карусель папаши Франсы спасла городок от разграбления, девушек - от позора, мужчин - от смерти. Только двоих солдат Байянской полиции застрелили кангасейро, когда те чистили ботинки у полицейского поста, но и то до того, как увидели карусель на Соборной площади. Потому что в эту ночь, испытав наивысшее счастье, Лампиан мог помиловать даже полицейских. Да, они радовались, как мальчишки, потому что в детстве, в глухом и нищем сертане им не довелось узнать, какое это счастье - забраться на деревянную лошадку и покататься на карусели под звуки пианолы, любуясь разноцветными огнями - синими, зелеными, желтыми, фиолетовыми, красными...

Красными, как кровь замученных жертв.

Все это папаша Франса рассказал Сухостою (тот был ужасно взволнован) и Хромому, в тот вечер, когда познакомился с ними в "Приюте моряка" и пригласил в помощники на все время, пока карусель будет стоять в Итапажипи. Он не мог назначить им твердого жалованья, но, возможно, милрейсов по пять за вечер они и получат. А когда Сухостой продемонстрировал свое умение подражать разным животным, папаша Франса пришел в совершеннейший восторг, поставил еще бутылку пива и заявил, что Сухостой будет зазывать у входа публику, а Хромой помогать ему с машиной и следить за пианолой. Он же будет продавать входные билеты во время остановок, а во время работы карусели, этим займется Сухостой. "А время от времени, - сказал папаша Франса, - один сходит промочить горло, пока другой работает за двоих". Никогда ни одно предложение мальчишки не встречали с таким восторгом. Они и раньше много раз видели карусель, но всегда издали, в ореоле тайны, а на ее быстрых лошадках восседали богатые капризные мальчишки. Хромой однажды (в тот день, когда ему удалось пробраться на площадку аттракционов в Городском саду) дошел даже до того, что купил билет на карусель, но сторож прогнал его, потому что он был в грязных лохмотьях. Потом кассир не хотел возвращать ему деньги за билет, и Хромому не оставалось ничего другого, как сунуть руку в открытый ящик билетной кассы, схватить мелочь и как можно быстрее исчезнуть из парка. Везде раздавались крики: "Вор!", "Держи вора!", поднялась ужасная суматоха, а Хромой преспокойно спустился к Гамбоа де Сима, унося в карманах по крайней мере раз в пять больше, чем он заплатил за билет. Но Хромой, без сомнения, предпочел бы прокатиться на карусели, верхом на сказочном коне с головой дракона - самом загадочном и притягательном элементе того чуда, каким была для него карусель. С этого самого дня он еще сильнее возненавидел сторожей и полюбил недоступные карусели. И вот теперь, вдруг, появляется человек и совершает чудо: предлагает провести несколько дней рядом с настоящей каруселью, кататься на ее лошадках, видеть вблизи, как кружатся ее разноцветные огни, да еще угощает за это пивом. Для Хромого папаша Франса не был жалким пьяницей, которого он встретил в дешевой забегаловке. В его глазах он был существом сверхъестественным, чем-то вроде Христа, которому молится Фитиль, или Шангур, в которого верят Жоан Длинный и Божий Любимчик. Ни падре Жозе Педро, ни мать святого дон' Анинья не могут совершить этого чуда: байянской ночью на площади в Итапажипи по воле Хромого закружатся, как сумасшедшие, огни карусели. Это какой-то сон, но совсем не похожий на те кошмары, что обычно терзают его бесконечными тоскливыми ночами. Хромой почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, впервые в жизни вызванные не болью или ненавистью. И он взирал сквозь слезы на папашу Франсу, как на божество. Ради него он был готов... любому перерезать горло ножом, который носил за поясом под черным жилетом, служившим ему пиджаком.

– Красотища, - сказал Педро Пуля, разглядывая карусель.

Жоан Длинный тоже смотрел во все глаза. Уже были развешаны лампочки - синие, зеленые, желтые, красные.

Да, карусель папаши Франсы и старая, и облезлая, но есть в ней какое-то особое очарование. Может, оно скрывается в разноцветных лампочках, в музыке пианолы (забытые вальсы ушедших времен), или в деревянных лошадках и уточках для самых маленьких. В ней есть свое очарование, это признают все, но, по единодушному мнению капитанов песка, она великолепна. Пусть она старая, разбитая и облезлая, какое это имеет значение, если она приносит радость детям?

Это была потрясающая новость! Когда Хромой сообщил, что они с Сухостоем будут несколько дней работать на карусели, многие не поверили, думая, что это очередная шуточка Хромого. Решили спросить у Сухостоя, который, как всегда, молча сидел в своем углу, нечесаный, с растрепанными курчавыми волосами, и вертел в руках револьвер, украденный в оружейной лавке. Сухостой утвердительно кивнул и добавил:

– На ней катался сам Лампиан. Лампиан - мой крестный.

Хромой сказал, что завтра к вечеру карусель установят, и тогда можно будет на нее посмотреть. Он пригласил капитанов полюбоваться каруселью и ушел на встречу с папашей Франсой. В эту минуту все в складе почувствовали в глубине своих маленьких сердец зависть к Хромому, к его невероятному счастью. Даже Фитиль, у которого были его иконы, даже Жоан Длинный, который должен пойти вечером с Божьим Любимчиком на кандомблэ Прокопиу в Матату, даже Профессор, у которого были его книги, и, кто знает, может быть, даже Педро Пуля, который не питал зависти никогда и ни к кому, потому что он был вожаком. Да, все завидовали ему и Сухостою, который не обращал на товарищей никакого внимания. Презрительно щурясь и скаля зубы в злобной гримасе, он целился из своего револьвера то в кого-нибудь из мальчишек, то в пробегавшую мимо крысу, то в усыпанное звездами небо.

На следующий вечер все капитаны вместе с Хромым и Сухостоем (которые целый день помогали папаше Франсе) пошли посмотреть на собранную карусель. И мальчишки замерли, ахнув от восхищения, до глубины души пораженные ее красотой. Хромой показал им все, каждую деталь. Сухостой подводил одного за другим к лошадке, на которой катался его крестный отец, Виргулино Феррейра Лампиан. Их было около сотни - столько мальчишек любовались старой каруселью папаши Франсы, пьянствовавшего в этот час в "Приюте моряка". Хромой показывал механизм, приводящий в движение карусель, с такой гордостью, словно маленький, часто выходивший из строя мотор был его собственностью. Сухостой не мог расстаться с лошадкой Лампиана. Хромой очень боялся, как бы ребята не испортили карусель, и не давал к ней даже прикоснуться.