Шрифт:
Улыбка на устах молодой женщины мгновенно угасла.
– Совсем недавно я слышала от тебя другие речи…
Таида отступила на шаг, повернулась и бросилась прочь, словно ужаленная ударом бича.
Незнакомец двинулся за ней…
Александр молчал, задумчиво глядя перед собой.
Дворец Дария все еще пылал, хотя царь отдал приказ потушить огонь.
Александр и Птолемей внезапно столкнулись лицом к лицу в одном из залов дворца, обменялись долгими взглядами.
Голос царя был тверд:
– Я сожалею о содеянном. О сожжении Персеполя будут помнить в веках. Если бы нам удалось объединить культуры Эллады и Востока в единое целое, воспитать новое понимание красоты и смысла жизни, мы заложили бы основы чего-то такого, что могло бы воодушевить и осчастливить весь мир.
Птолемей поддержал царя:
– Это цель, достойная гения!
– Запиши об этом в своих «Деяниях». И запомни: я не желаю больше видеть Таиду!
– Я понял, мой царь! – покорно согласился Птолемей.
На его лице отразилось страдание: он любил Таиду, но деяния Александра были смыслом его жизни.
III
Лисипп в сопровождении нескольких воинов издали следовал за гетерой. Она не замечала его. Таида брела, не видя перед собой ничего. Машинально перешагивала через догорающие головешки, иногда обжигалась, но боли не чувствовала…
Сумерки быстро сгущались. Дым от пожарища закрыл небо плотной завесой, спрятав за ней и звезды, и нарождающуюся луну.
Измученная, поникшая, Таида в изнеможении споткнулась и чуть не упада. И тут же бережная рука Лисиппа поддержала ее. Ласковый голос успокоил:
– Таида, поберегись!
Она обернулась. Вгляделась в темноту:
– Лисипп!
Таида с благодарностью нашла опору в его руке.
– Зачем ты вышла без охраны? Весть о том, что ты сожгла Персеполь, разнесется очень быстро. Тебе может грозить опасность!..
Глаза ее наполнились слезами:
– Зачем я это сделала, Лисипп? Зачем?
– В тебе говорила ненависть, чувство мести, – тихо ответил Лисипп.
– Ненависть? – повторила Таида, и губы ее задрожали. – Да, пожалуй. Но выслушай меня.
Он, заботливо взяв ее за руку, подвел к скамье, стоящей в глубине парка, которого еще не коснулся пожар, усадил, приготовился слушать.
– Есть два рода ненависти. Одна – это ненависть человека к человеку. Она неведома мне, ибо безраздельно принадлежит злу.
Лисипп мягко возразил:
– Любая ненависть опустошает человека, и в сердце, переполненном ею, все чистое и благородное тонет во мраке, вместо того чтобы тянуться к свету. Все могут простить боги, все, кроме ненависти.
Таида попыталась возразить, но в голосе ее уже не было прежней уверенности. Она как бы оправдывалась перед человеком, мнением которого дорожила:
– Но есть и другая ненависть, угодная богам. Это ненависть ко всему, что мешает расцвести светлому, доброму и чистому. А потому пусть покарают меня боги, но я ненавижу персов, которые истребили весь мой знатный род. Персы многочисленный народ. Если не уничтожить корни тирании, зловещее дерево вновь поднимется, и, быть может, ствол станет еще крепче.
Она замолчала.
Лисипп тоже некоторое время молчал. Он не знал, стоит ли сейчас продолжать разговор с Таидой о том, что так волновало ее, терзало душу. Но, подумав, решил, что стоит. И именно сейчас, не откладывая. Произошел бы этот разговор раньше, можно было бы избежать трагедии. Но на все воля богов, и всему отведено свое время.
– Я хочу, чтобы ты и те, кто думает так же, – Клит, например, поняли: невозможно уничтожить народ, невозможно уничтожить его желание иметь сильное государство. Чтобы тирания не возникла там, где еще стоит Персидское царство, нужно постараться понять чужой народ, проявить, Таида, уважение к его религии, традициям и культуре. Нужно, чтобы он перестал ощущать тебя своим врагом и перенял все лучшее, что ты можешь предложить ему. Другого пути, Таида, нет! Не сумеем этого добиться, – все жертвы окажутся напрасными!
Дыхание Таиды перехватило, долго сдерживаемое рыдание выплеснулось из нее словами признания:
– Меня вела месть… И вот, все кончено.
Повисло тягостное молчание.
Лисипп подыскивал слова, чтобы утешить гетеру. Наконец он тихо сказал:
– Ты – сама красота! Но разрушение – враг красоты. Сжечь – не построить. Ты пыталась повелевать стихией.
В глазах Таиды застыло страдание.
– Теперь только пустота. Зачем жить дальше?
Она вопросительно посмотрела на скульптора. Казалось, именно от него она ждала ответ на мучивший ее вопрос. И он дал ей ответ: