Шрифт:
После случая с кабанчиком наши ребята изменили свое отношение к Островитянину.
— Ну и силища! — шептались они потихоньку между собой.
— Не стоит, пожалуй, его задирать. С таким связываться опасно!
Нам даже хотелось, чтобы кабанчик учителя Ле Тао еще раз удрал из загона. На этот раз мы бы как следует проявили себя. Никто из нас не испугался бы, даже если бы он нас покусал. Жаль только, что с того дня, как кабанчик познакомился с Островитянином, он, наученный горьким опытом, послушно сидел в своем загоне и не делал никаких попыток выбраться из него и куда-нибудь удрать.
Учитель Ле Тао знал, что я регулярно хожу собирать побеги сахарного тростника, которыми кормлю буйволицу.
— Кук, ты не заметил, не прилетели ли птицы миа? [20] — спросил он однажды.
— Нет, учитель.
— А перепелки?
— Да, учитель, их очень много.
— Ну, а коростели?
— Они уже целыми днями кричат в поле, учитель.
Я знал, что учитель расспрашивает меня вовсе не для того, чтобы лишний раз проверить свои собственные знания о пернатых.
20
Миа — небольшие птички, гнездятся среди сахарного тростника, откуда и получили свое название. «Миа» — по-вьетнамски сахарный тростник.
— Сегодня вы все хорошо подготовились к уроку, — сказал он классу, — и поэтому я разрешаю вам отправиться за перепелками.
Издав дружный вопль, мы поскорее сложили книжки и тетрадки и построились во дворе. Учитель Ле Тао возглавил наше шествие, неся на плече клетку-ловушку, похожую на большую вершу: на одном конце ее было сделано аккуратное отверстие.
Мы забрались в заросли сахарного тростника и начали загонять птиц. Перепелки, которых мы гнали вперед, должны были неминуемо попасть в клетку-ловушку.
Во многих местах сахарный тростник клонился к самой земле, преграждая дорогу, закрывая тропинки, и все вокруг, точно специально расставленными сетями, было оплетено повиликой. Мы, стараясь половчее проскользнуть под этими сетями, чтобы не сломать стеблей сахарного тростника, поднимали птиц.
Вдруг раздался крик. Бросившись на него, мы увидели, что учитель Ле Тао обеими руками крепко сжимает отверстие клетки-ловушки. В нее, кроме перепелок, попал еще один сорокопут. Птицы трепыхались, хлопали крыльями. Наши лица были в кровь исцарапаны острыми листьями сахарного тростника, но мы были счастливы.
Когда мы наконец выбрались на дорогу — плантации сахарного тростника были обширными, — уже смеркалось. В доме тетушки Киен мелькал огонек лампы. Отбившийся от матери маленький буйволенок жалобно, кричал у тутовой рощи. Над горой Тюа и холмом Котанг начинали мерцать первые звезды.
Островитянин сменял свой берет на пару воробьев и впервые появился в классе с непокрытой головой. Тут-то наши ребята и увидали, что без беретки он ничем не отличается от нас.
— Похоже, Островитянин вовсе не морской дикарь, — переговаривались между собой ребята. — Он тоже наш. Только чуточку другой…
Некоторые сомнения, хоть и небольшие, еще оставались. Например, было непонятно, откуда Островитянин, который жил на заброшенном острове далеко в море, так хорошо знает все наши деревенские дела? Он разбирался не только в шелководстве, но и в том, как добывают сахар из сахарного тростника. Этим промыслом издавна занимались у нас в Хоафыоке, а Островитянин знал назубок, как все делается.
Или, например, показывая на дерево шунг [21] , он говорил пастушатам:
21
Шунг — высокое дерево с плодами красновато-коричневого цвета, которые растут прямо на стволе и толстых ветвях и имеют грушевидную форму.
— Вон там, наверху, есть большое дупло.
Пастушата, раздобыв лестницу, забирались наверх посмотреть и действительно находили среди ветвей большое дупло.
Ребятам хотелось хоть на чем-то его подловить и уличить в незнании, и кто-то спросил:
— А на том берегу реки, там, куда я показываю, какое село стоит?
Но Островитянин и это знал.
— Прямо перед нами, — отвечал он, — село Куб'aн, а чуть пониже — рынок Латх'aп.
— Нет, там деревня Виньчинь, — заспорил я.
Кто-то другой сказал, что там деревня Милыок, после чего все мы разбились на три группы, каждая из которых упорно твердила свое.
Каждый считал, что прав именно он, и свою правоту доказывал до хрипоты в горле.
На наше счастье, как раз в это время мимо проходила жена Кием Шаня.
— В детстве я жила в Кубане, — сказала она, — а потом вышла замуж, переехала сюда в Хоафыок. Островитянин правильно показывает. Кубан как раз там находится.
Островитянин знал также, что на рынке в Латхап продают много буйволятины и батата, что в Милыоке лесничество и там продают хорошую строительную сосну, а в лесничестве работает старик с редкой бороденкой. Показав немного ниже по течению, Островитянин прибавил: