Сестра даже повернулась ко мне от неожиданности.

— Что?! Она тебе надоела, что ли?

— Какое это имеет значение! Все равно ее продавать пора: не сегодня-завтра придут сеялки и плуги! Она нам больше не понадобится.

— Это кто так сказал?

— Да и не только буйволицу пора продавать, дом пора переносить на другое место!

— Что такое?! — Сестра вытаращила глаза.

— Как, разве ты ничего не знаешь? — спросил я. — Нужно быстрее переносить дом на другое место, а здесь построят настоящую улицу с высокими каменными зданиями. Сама подумай: десятиэтажные дома, дворцы, просторные школы, сколько всего нам нужно! А как ты думаешь, если в доме десять этажей, как на них забираться? И как спускаться?

— Ну, а что еще скажешь? — поинтересовалась сестра.

— Хватит тебе таскать воду — то шелкопряду, то кабанчику! Ты должна учиться на врача или на инженера. Выучишься, и тебе не нужно будет ложиться за полночь и вставать на рассвете!

— Хорошо бы…

— Не сегодня-завтра вся земля перейдет в руки крестьян. А заводы, фабрики и шахты — в руки рабочих. Нам не надо больше будет есть пустой рис и кукурузу. Ты будешь есть только то, что любишь, и сколько захочешь. Есть по потребности, работать по возможности! И работать будет достаточно всего несколько часов в день. Тогда ты перестанешь наконец днем клевать носом…

— Ну вот теперь понятно. Это будет тогда, когда построим коммунизм. А до этого придется еще немало всякого вытерпеть. Так что все будет, как ты говоришь, только не сегодня-завтра, а через много лет. Интересно все же, где ты это слышал?

— Слышал, слышал. Сидел, как все люди, и слушал, что дяденька, который из провинциального центра приехал, рассказывает. Бон Линь тоже все слышал. Этот дяденька такой важный, с пистолетом на боку! Я же не глухой, он так и сказал: не сегодня-завтра! Понятно тебе наконец или нет?!

— Какое там не сегодня-завтра! — повернулась сестра к маме. — И кто такую ерунду говорит? Я была в уезде на учебе, но ничего подобного не слышала!

— А я слышал: не сегодня-завтра!

— Все-то ты придумываешь!

— Сама ты все придумываешь, — отпарировал я.

— Лодырь! Целыми днями только и знает на реке болтаться, в драки ввязывается! Вот разгоню всех вас, нашлись генералы! А теперь еще у Ты Банга врать научился!

Ты Банг славился на все село тем, что любил прихвастнуть или сочинить что-нибудь. Слава о нем перешагнула границы нашего села и достигла даже волости и уезда.

— Я тут на днях заходила к нему, — со смехом стала рассказывать сестра маме, — собака его меня увидела и залилась лаем. Ты Банг и говорит: «Вот собака моя раньше так красиво лаяла, ну точно колокольчик звенел. Только часто по пустякам лаяла. Я рассердился как-то, взял палку и стукнул ее по голове. Голова раскололась надвое. Вижу такое дело, пришлось связать веревкой. И вот теперь она лает надтреснутым голосом, все равно что колотушка стучит».

Мама рассмеялась.

— Как-то раньше, давно уже, — сказала она, — помню, он одну из своих побасенок рассказывал. «Взгрустнулось, говорит, мне однажды и отчего-то захотелось мяса тигра. Я тут же отправился в Зуйтиенг встретиться с Биен Зоаном, знаменитым охотником на тигров. Позвал я его с собой на охоту. Научил его купить особых благовоний, чтобы обкурить тигра. Если тигр этих благовоний понюхает, он сразу же засыпает как мертвый. Встали мы по ветру, зажгли благовония. Тигр, конечно, нанюхался и заснул, а я тут как тут, все его клыки и когти спилил. А тигр без клыков да без когтей что за тигр — все равно что буйволенок беспомощный. Связал я его и принес домой. Биен Зоан сам признал, что я ловчее его охотник».

Сестра весело рассмеялась. А я еще больше разозлился на нее за этот смех. Я готов был броситься на нее, как тигр, и исцарапать ей все лицо.

— Сама ты врешь, как Ты Банг! — прорычал я. — Мама, она сорвала мит в нашем саду, устроила угощение для своих подружек! Да еще наврала, что это ты сказала: «Революция пришла, не надо жадничать. Нужно поделиться митами с друзьями». А что она со своими подружками вытворяла в храме феи Шелка! Вскочила на алтарь предков и стала кривляться: «Это я фея Шелка, это я! Несите мне в дар бананы, а кто не принесет, тому шею сверну! На того шелкопряда напущу!»

Мама только руками замахала.

— Вот болтун, вот болтун, не слушай его, Ба, он ведь совсем ребенок!

— Нет, пусть продолжает, интересно, что еще он придумает, — потребовала сестра.

И я, не желая оказаться побежденным, продолжал:

— А еще ты говорила, что никогда замуж не пойдешь, а кто к тебе придет свататься, ты тому шею свернешь! Что ты только через десять лет замуж выйдешь и что твоим мужем станет не какой-нибудь крестьянин из Хоафыока, а настоящий военный, с пистолетом!

Это уже был удар ниже пояса. Я подслушал как-то, о чем сестра в шутку болтает со своими подружками.

— Ну почему, — бросилась она к маме, — почему ты ему позволяешь болтать все, что вздумается?! Неужели опять ему все простишь? Ведь по нему ремень плачет!

Я встал и направился к хлеву, состроив ей на ходу рожицу. В хлеву я отвязал Бинь и повел ее к реке.