Анатоль, вдруг пришло ей в голову. Что-то с ним случилось в Пензе, куда он выехал с государем по делам. Но что? Перевернулись сани, как бывало не раз в пути с путешественниками? Или его свалила горячка?

— Анатоль? — спросила Марина у Арсеньева, который, как она сейчас только заметила, даже не снял шинели и так и стоял в центре комнаты, глядя на нее в упор с каким-то странным выражением в глазах. Тот снова покачал головой, а потом проговорил:

— Присядьте, Марина Александровна, прошу вас, — и когда Марина покачала головой, вдруг сам подошел и, опустив на ее плечи ладони, усадил ее в кресло, стоявшее за ее спиной. Потом помолчал с минуту, по-прежнему не отрывая взгляда от ее испуганных глаз. Ее мысли метались в голове, строя самые подчас совсем нелепые предположения, но того, что она услышала от него позднее, Марина даже представить себе не могла.

— Жюли велела ехать к вам сразу же, как мы получили письмо. Я понимаю, это прозвучит странно, нелепо… Я сам не поверил бы никогда в такое, но les faits sont des t'emoins obstin'es [258] . Сам Вельяминов подтвердил его личность. И почерк… его почерк…Я бы узнал его из тысячи

— О чем вы говорите, Павел Григорьевич? — растерянно пролепетала Марина, ничего толком не уяснив для себя в его сбивчивой речи. Арсеньев взял ее ладони в свои руки и просто и коротко сказал:

— Серж вернулся.

Сначала Марина не сообразила, о ком именно идет речь. Затем, глядя на то, как внимательно наблюдает за ней Арсеньев, вдруг осознала, кто является предметом их разговора. Это что, чья-то глупая шутка? Разве это может быть правдой? Разве сны могут становиться явью?

Арсеньев, видя неверие в ее глазах, коротко кивнул, и она поняла, что это правда, иначе он не стоял бы здесь, на коленях перед креслом, в котором она сидела, и не сжимал бы ей так сильно руки.

— Вернулся? — тупо переспросила она и вдруг почувствовала, как у нее сжимается горло, перекрывая свободный доступ воздуха в легкие. Она попыталась вздохнуть, но вместо вдоха у нее получился всхлип, и Арсеньев тут же подскочил к дверям и, распахнув их, крикнул в глубину дома: «Воды! Быстрее воды!».

Он вернулся! Он жив! Живой!

Марина поднялась с кресла и метнулась к Арсеньеву, стоявшему в дверях. Схватила его за плечи, затрясла с такой силой, какую и не подозревала у себя доныне.

— Поклянитесь! поклянитесь, что это правда! — выкрикнула она, а он оторвал от себя руки и плотно закрыл двери, чтобы слуги, прибежавшие на его зов, не стали свидетелями их разговора и странного поведения барыни.

— Я клянусь вам своей жизнью, — коротко ответил Арсеньев, и руки Марины упали, словно у куклы, нити которой ослабил кукловод. — Я получил вчера вечером письмо. От него. Его почерк, его стиль. Я тоже не поверил своим глазам, думал, какая-то жестокая шутка. Подделка. Но письмо пришло с запиской от генерала Вельяминова, — он помолчал и тихо добавил. — Это он. Он вернулся.

Марина в изнеможении упала в кресло, закрыв лицо руками. Господи, спасибо тебе Господи! Он живой! Живой!

— Он был ранен тогда, а не убит. Не ведаю как, но денщик ошибся при опознании тела, — продолжал Арсеньев, но Марина уже не слышала его. Лишь одна мысль билась, словно птица в ее голове — он жив! Живой! — Он попал в плен, где и провел все эти годы. Лишь недавно сумел бежать. Он едет сейчас в Загорское. Через несколько дней, судя по дате письма, он будет уже там. Я прямиком от вас еду туда.

Марина вдруг выпрямилась и посмотрела на Арсеньева сквозь слезы, что бежали по ее лицу, но она не замечала их. Ее глаза светились при этом таким светом, что тот невольно поразился тому, какое впечатление произвела на нее эта новость. Казалось, она, словно цветок, что распустился под лучами выглянувшего из-за туч солнца.

— Он здоров? Как он? — спросила Марина с волнением в голосе, и Арсеньев невольно засомневался в своей предубежденности против нее. Ведь так сыграть тревогу невозможно.

— Он не пишет об этом, но генерал Вельяминов писал, что Серж в добром здравии, — ответил он.

Марина снова откинулась назад на спинку кресла и, закрыв лицо руками, рассмеялась низким довольным смехом. Она чувствовала себя такой счастливой в этот момент, что казалось, сейчас вспорхнет и полетит, словно бабочка. Но следующая реплика Арсеньева вернула ее с небес на землю:

— Серж написал мне о вас. Я думаю, что первое же, о чем он спросит меня — о вас, — они встретились глазами: его смотрели настороженно, а ее — со страхом и мукой. — Что мне ему ответить?

Что ему ответить? Марина выпрямилась в кресле. Что можно ответить человеку, который предал ее, обманул в самом святом, что только было для нее? Он отнял ее честь и чуть не погубил ее жизнь. Но чувство к нему она так и не смогла вытравить из своей души и пронесла сквозь эти годы, несмотря на то, что эта любовь была обречена на муки. Ей так многое хотелось сказать сейчас, так многое передать на словах, но разве могла она?

Лучик весеннего солнца вдруг пробился сквозь оконное стекло и побежал с подоконника на пол, а потом по полу до кресла, в котором сидела Марина, блеснул на золотом ободке кольца на безымянном пальце ее правой руки. Марина перевела взгляд на свою руку и грустно улыбнулась.