Тщета: Собрание стихотворений
вернуться

Меркурьева Вера Александровна
Шрифт:

СТАНСЫ

У двери каменные гости – К нам Смерть и Страх напоследях. И люди – тени, люди – трости На непомерных площадях. Ребячьи руки точно спицы, Голодной птицы стук в окно. Мы скоро скажем: дети, птицы – Да, это было, но давно. Родная, встань, всплесни руками – Ты детям хлеба не дала. Но над зарытой – только камень, На погорелой – лишь зола. Ведь правда нам была дороже Тебя и дома твоего. Неужто правда – дело Божье, А человечье – естество? Нас неготовыми доспели Проговорившие грома. Покров нам – каменные щели, Тяжелоярусы – дома. Мы молча ждем, могилу вырыв, Удару шею обнажа – Как раб на плахе ждет секиры, Как вол на бойне ждет ножа. Как вол на бойне, раб на плахе – Связали нас, зажали рот, И в горьком прахе, в бледном страхе Молчит поэт, и нем народ. Не будет так. Клянусь гробами, Уже раскрытыми для нас: Порабощенные рабами, Мы им споем в последний раз. Споем, что прав державный лапоть, Венцы сегодня свергший ниц, Но завтра – слезы будут капать На сгибы Пушкинских страниц. Споем, что ветхи краски партий, И сквозь поблекшие листы Проступят вечных знаки хартий – Всё те же звезды и цветы. Споем, что слово правды – с нами, Что слова жизни – страшен гнев, Что тот, кто бросил в слово камень – Не оживет, окаменев. На лобном месте, веку злого Лихие вины искупив, Мы верно сдержим наше слово, Не изменив, не отступив. Совьем лирические бредни В созвучий вольных коловерть И кончим ямб, свой ямб последний Прощальной рифмой к слову «смерть». 21-24.VII.1918

СНЕГОВАЯ ВЕЧЕРНЯЯ

1. Эктения

Летучие снега. Луга и тучи – белый саван. Смыл берега, слил в пену кипень жгучий – холодная, слепительная лава. Эй, жизнь не дорога. – повыйти, что ли, в поле, – на воле схватиться силой с метелью поленицей, сестрицей р одною? Холодная, помилуй. Нога в хрустящей, блестящей парче утонет, заслонит гла- за покров кисейно-снеговой, с головой схоронит покой от века нежилой. Разверста ворог дуга — долой со света в бе­- лой тьму утробы, в сугробы спрятан, в богатые, глазето- вые гробы, мглистой пеленой повит, укрыт от ветра исто- вой могилой – Немилая, помилуй. Игрой потешь лихою околесиц, запутай без пути, поза- кружи причудами, повысмей, зашути погудами разного- ­лосиц, заворожи у ведовской межи. В пески пуховые, снег овые зарой – укрой у ледяной доски — от страсти на- ­прасныя, от праздныя напасти, от власти бесстрастныя тоски, от пагубныя боли и от постылой неволи любовныя – Бескровная, помилуй.

2. Прокимен

В немое било стукнув глухо. Ступая тупо в мутной мгле, Идет начетчица-старуха Творить метание земле. Стан перетянет жесткий пояс, Не дрогнет нитка сжатых уст. Лишь выдаст старость, шубой кроясь, Сухих колен морозный хруст. Идет, и вдруг – как вздымет руки, Как грянет оземь черствым лбом, Запричитает по разлуке, Заголосит по неживом, Как завопит в тоске несносной, Твердя святые имена – И вихри вслед размечут космы, Ее седые дьякона. И в смутных светах, в бледных бликах Едва проступят образа, Иконостасов дымноликих Несосветимые глаза. И, чуть завидев строгих очи, Сама от страха не своя – Не то блажит, не то порочит Чужие скорби плачея.

3. Тропарь

Холодно, холодно. Беда ледяная, неминучая настигла, му- чает иглами колотого льда. Долог, холоден путь – лечь под белый полог, отдохнуть. Не вздохнуть, не разомкнуть век заиндевелых. Тело, как чужое, не сгинается, опускается чуть живое на холодную, на белую постель. Белый хмель над ним осыпается – спит, не просыпается, пронзенное снежными копьями, нежными хлопьями занесенное. И не дышится, только слышится – где? когда? талая вода из- подо льда пробивается, собирается в ручьи, и журчит, и бежит – куда? – да к тем же, всё к новым фиалкам лило- вым, подснежникам горько-медовым. То не колкие иглы суставы пронзают, – пронимают землю иголки-тонинки, молодые былинки-травы. Не метели морок слепит нераз- глядно, – цветопадный ворох вишен в апреле. Не старуха седая вопит, убивается – усмехается красота молодая. Не спи, не спи, вставай – По-на лугу Давай дышать, давай Жить на бегу. Тебе и мне – цветы. И ты, и я – Светясь – и я, и ты – Бежим, смеясь. Ай, полна вода Хмельным-хмельна. Да нет, нет да – ну да – Весна-красна.

4. Полиелей

Да что же сталось? куда девалась лихая, злая вьюга снеж- ная? ты, нежная подруга, красавица, забавница, шутила- потешалась, шутя заворожила, насмешница досужая, ты стужею трескучею измучила, шутя заполонила, до смерти зашутила, ты, милая, до смерти залюбила и необорной силой из мертвых воскресила чудотворно. К тебе зову, то- бой живу, и славлю тебя — любя. За кубок пыток – о горь- кий страстной напиток – тебя хвалю. Я кровь и воду лью. Я желчь и уксус пью. Тебя хвалю и славлю. И ставлю твой медный жезл, твой звездный бич я – как знак позора и величья. Ты зимняя весна, ночное солнце – на донце сна ясна. Хочу тебя, хваля, найти, признать, назвать. Ты – мать земля. Ты вся в себе, и я в тебе, душа, любовь, и боль, и счастье. И ты во мне, в моей великой части, ты малая пес- ­чинка, пушинка, зеленая тониночка-травинка, ты крошеч- ная звездочка-снежинка. Ранним днем, тонким сном – Талый снег за окном. Малых рук, сонных глаз Тайный зов, темный сказ. Коврик шитый в углу, Котик спит на полу. И дремля, и тая, Ты со мной, ты моя. Первый луч, ранний свет, Тонкий сон, талый снег. III.1919.Москва

МИСТИЧЕСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Приутихшая, невеселая Вечерняя Москва, старинная. Темнота на ощупь тяжелая, Улицы кривые, длинные. Тени одна другой сторонятся, Опасливо по стенке тянутся, Встретятся и не поклонятся, Разойдутся и не оглянутся. По асфальту ступаю с краешка, Сторонясь, не оглядываясь, Пальцами трогая, не знаю, что – Как прибираясь, опрятываясь. Безыменная и бессловная, Давняя, неизгладимая Земли моей обида кровная Прикипела, прижглась к груди моей. Болью душа моя проточена, Мое тело измором пытано. Я как ты, земля, и точно ты, В твоих ранах до недр открыта я. Пустыми глазами вглядываюсь: Во мне ли то или около – Метнулись в полнеба радуги, Плеснули в полун очи рокоты. Хлынули прибои светами, Вихрями налетели молнии. Это ли мое сердце – это ли Мое сердце переполненное? Закружилось, забилось, схвачено Круговых огней метелями – В пляс ударится то ли в плач оно, Налету пронзено, подстрелено. Как лампада, земля стеклянная Извнутри замерцала пламенем, Струйчатыми диафанами Стены засветлели каменные. За глухими дверьми, за окнами Растопились слезами частыми, Пробежали навзрыд потемками, Смехом просияли ласковым. Да не камень то плачет, радуясь, То не вздохи счастия, боли в нем – Это я взметелилась в радугах Хлынула звездным проливнем. Распростерлась – попираемая, Обнимаю – отверженная, Вечно живя, что миг умирая – Ночь, песнь, любовь – миродержная. Земную тягу вынашиваю Поступью неслышною, женскою. И откуда что – не спрашиваю, Но – земля от земли – блаженствую. 16.VIII.– 11.IX.1918

КАНИТЕЛЬ

Мои причуды и прикрасы,

Энигм и рифм моих кудель,

Моей улыбки и гримасы

Очередная канитель.

«Если мы плачем кровавыми слезами...»

Если мы плачем кровавыми слезами, Бросив – незрячим ли? – п од ноги любовь – Боль нашу спрячем гранеными стихами, Ими означим пролитую кровь. Зримые зорче «колеблемые трости», Нашепта, порчи суха беда лиха, Пыточной корчей раздавленные кости – Там, в узорочье росного стиха. Сердце ли радо весенним светозвонам, Райского сада ли ветвью зацветем, Если не надо для счастья ничего нам – Струнного лада ливнем изойдем. Что ж это, что же – такое дорогое, Счастья дороже, страдания больней, Совести строже, приманнее покоя, Милости Божией – Смерти – сильней? Скорби ли лава, блаженства ли то море, Страсти ль отрава, то бездна ли греха – Верно и право немотствуют в затворе, Слуги устава – подвигом стиха. 6.I.1918

ДУШИ НЕЖИВЫХ ВЕЩЕЙ

I. Интимная

Свободно и пусто в комнате, Все вещи на своих местах. Подглядывающие, полноте Метнувшийся поднимать страх? Зачем вы дразните мороком Вкось видимых нечужих лиц? Тревожите, шелестя ворохом Не тронутых никем страниц? Так вот какие – ревнивые, Лукавые друзья ночей, Пугающие и пугливые, Вы – души неживых вещей. Так вот что за дверью грохало, Стучало внутри коробка – Вам хочется, чтобы вас трогала Человеческая рука. И чуть, другим отвлеченная, Гляжу, не замечая вас – Как звери, к рукам приучённые, Вы требуете моих ласк. Ах, я бы с вами поладила, И мне ваша тоска близка, И я бы хотела, чтоб гладила Хозяйская меня рука. А строчки мои неловкие, Хромающие всё звончей – Не те же ли хитрые уловки Являющихся душ вещей? 24.XI. 1917