Йоро, видимо, заметил смятение на ее лице, потому что решительно вылез из машины.

— Знаешь, Лайонел, я очень внимательно смотрел спектакль… — начал мальчик, но молодой человек его оборвал:

— Не лезь!

Катя обернулась.

— Нет, пусть говорит.

Лайонел холодно посмотрел на оборотня, а потом на девушку.

— В отношениях двоих нет места кому-то еще, и любое вмешательство со стороны, называемое участием, ведет к потерям.

Девушка опустила глаза. Она понимала, что он прав. Молодой человек протянул ей руку.

— Ты ведь знаешь, это случится — не сегодня, так завтра, через неделю… к чему ждать?

— Знаю, — пробормотала Катя, готовая принять его руку.

Но тут неожиданно Йоро спросил:

— Лайонел, как считаешь, Амур любил Психею?

Золотистая бровь чуть приподнялась.

— Несомненно.

Катя с любопытством уставилась на мальчика, а он продолжил допрос:

— А в чем проявлялись его чувства?

— О его чувствах говорит многое, — несколько раздраженно заметил Лайонел, — во-первых, Амур не обрек девушку на мучения с недостойным человеком, как требовала его мать.

— Разве он это сделал для Психеи, а не для себя? Он, покоренный красотой девушки, хотел заполучить ее в свою постель и сделал для этого все возможное.

— Допустим, — закатил глаза молодой человек. — Однако уверен, ты не станешь спорить, что своим дозволением пригласить во дворец сестер Психеи он руководствовался лишь желанием прекратить страдания любимой.

Йоро взял Катю за руку, задумчиво пробормотав:

— А не кажется ли вам, что для отношений исключительно по ночам есть другое, более внятное определение, не имеющее отношение к любви?

— Нет, не кажется, черт возьми, — взорвался Лайонел. — Не пытайся переиначить смысл того, чего не понимаешь. Эта история о любви и о пути, который проделывает тот, кто однажды подорвет доверие своей второй половинки.

Йоро покачал головой.

— А как по-мне, эта история о чем угодно, но только не о доверии! Она об эгоистичном Амуре, который рассуждал о доверии, но сам отчего-то не доверился Психее. Почему она должна была во имя любви не проявлять любопытства, а Амур не мог во имя любви открыться ей?

Лайонел молчал, яростно глядя на оборотня. А тот поднял глаза на Катю и сказал:

— Я думаю, Амур проявил любовь лишь когда смирил свою злость, обиду, гордыню и сделал Психею равной себе. Но Лайонелу до такой самоотверженности далеко.

Молодой человек коротко рассмеялся.

— Йоро, а ты не боишься брать на себя ответственность за наши отношения?

Катя помнила слова мальчика относительно советов и была несколько удивлена его напористостью. Обычно он никогда не настаивал.

Оборотень в упор посмотрел на Лайонела.

— Я не позволю тебе внушить ей, что Анжелика в вашей ссоре была сродни сестрам Психеи, и Кате нужно было доверять тебе, а не твоей бывшей любовнице! — Йоро зло прищурился. — Говоря про доверие, Лайонел, помни, кого ты заставил смотреть на то, как ради развлечения убивают людей. Довериться тебе после этого? Ну конечно, ты привык, что все, кто тебе дорог, в твоей абсолютной власти, так проще ими управлять. Ты тиран, бесконечно всеми манипулирующий. И если девочка, которая еще полгода назад была человеком, не в силах тебе противостоять и готова сдаться — то не победа. Тебе никто не может противостоять, и ты это знаешь. Но благородства тебе не хватает, чтобы добиться своей цели честно. — Мальчик подтолкнул Катю к машине. — Поехали. — И, обернувшись, добавил: — Глупо думать, что можешь пятьсот лет таскаться по женщинам, а потом однажды просто сказать «Ничего не было» и все тебе поверят.

Дверца за Йоро захлопнулась. Прежде чем машина тронулась с места, Катя успела посмотреть в окно и встретить взгляд глаз, где точно разбилось ледяное зеркало.

На круглом столе стояла свеча, мягким светом освещавшая небольшую веранду. Катя сидела в старом кресле, одетая в засученные до колен голубые джинсы и белую майку. На подлокотнике спал Олило, сложивший копытца на круглом мохнатом животике.

Йоро сидел за столом, катая по поверхности круглый гладкий камень — обычный серый с блестящими вкраплениями.

Кира сидела рядом с ним, но как часто бывало, устремив взгляд в никуда, отсутствовала. Ее розовое платье в колышущемся свете пламени казалось алым.

С улицы доносился стрекот цикад, вдали ухал филин. За окнами стояла чернота, рассеиваемая блеском луны, позолотившей верхушки деревьев.

Катя перекинула ногу на ногу и тоскливо посмотрела на шарик, катающийся по столешнице. В голове негромко и нежно звучала ледяная мелодия «Эхо Антарктиды», заставляющая немое сердце сжиматься от воспоминаний.