Горецкий был в одной машине с Корнышевым, который посмотрел на него, оценил:

– Неважно выглядишь!

– А ты бы как выглядел? – отмахнулся Горецкий.

Вышли из машины. Корнышев стрелял по сторонам настороженным взглядом и был похож на сторожевого пса.

– Я не помню, у него дверной «глазок» есть? – спросил Корнышев.

– Кажется, есть.

– Встанешь под дверь. Позвонишь. Скажешь, по срочному делу. А когда он дверь откроет – тут голову береги, через тебя полезем в дом.

Движения у Корнышева были резкие, будто он уже был в схватке.

Горецкий только кивнул в ответ с хмурым видом.

У дома Глеба людей из ФСБ не было видно, и, только скользнув взглядом по припаркованным у подъездов автомобилям, Горецкий обнаружил силуэты. И в подъезде, когда туда вошли Корнышев и Горецкий, тоже были свои. Быстро поднялись к нужной квартире. Горецкого оставили напротив входной двери, остальные распластались вдоль стен. Корнышев сделал знак рукой. Горецкий нажал кнопку звонка. За дверью была слышна переливчатая трель. Илья в ожидании того момента, когда ему откроют дверь, скучающе поднял глаза к потолку, потом будто невзначай скользнул взглядом по людям у стены и увидел оружие в их руках. Суетливо потянулся к звонку и повторно нажал кнопку. Все та же тишина.

– Глеб! – позвал Горецкий.

Его голос отразился от стен и эхом скатился вниз по лестнице. Шорох за дверью, но не в квартире Глеба, а в соседней.

– Глеб! – повторил свой призыв Горецкий.

Дверь соседней квартиры приоткрылась, выглянула смуглая девчушка, и тут же один из прибывших с Горецким людей отлип от стены и ввалился в соседскую квартиру, втолкнув перепуганного ребенка в черную пасть темного коридора. Снова стало тихо.

Корнышев показал было Горецкому свой мобильник (позвони, мол), но тут снизу пришел один из технарей команды, «слухач», и сказал, хотя и негромко, но никого не опасаясь:

– Кажется, там пусто. Никаких звуков.

Значит, они уже успели прослушать квартиру Глеба через его стационарный телефон.

Корнышев дал знак. Снизу тут же принесли пилу-«болгарку», стали вскрывать металлическую дверь. В это время из соседней квартиры вышел сотрудник с заплаканной девчонкой, сообщил:

– Девчонка говорит, что уехали.

– Когда? – мрачно уточнил Корнышев.

– Вчера днем.

Горецкий смотрел на девчонку взглядом строгого папаши.

Визжала «болгарка», летели искры. Дверь вдруг повалилась из проема, ее подхватили, отставили в сторону, люди с оружием бросились в глубь квартиры, Корнышев с ними, Горецкий прошел следом и в самой большой комнате застал своих сослуживцев – разгоряченных ожиданием схватки, но уже понявших, что добыча ушла.

– Куда он мог деться? – глянул на Горецкого Корнышев.

Горецкий пожал плечами.

– Звони ему на мобильный! – распорядился Корнышев, подзывая жестом технаря.

Будут засекать Глеба по его сотовому. В условиях городской застройки местонахождение мобильника определят с точностью плюс-минус двести метров. Если только его мобильник включен.

Горецкий послушно набрал номер. Корнышев смотрел выжидательно. Он услышал в трубке равнодушно-механическое: «Телефон абонента временно отключен или находится вне зоны действия сети», передал свой мобильник Корнышеву, тот послушал, выругался и жестом показал «слухачу»: отбой, тут ничего не получится.

– Думаешь, он исчез? – спросил Горецкий.

– Откопаем жука навозного, – процедил раздосадованный Корнышев. – Никуда не денется.

Для разговора с Катей Корнышев выбрал ту комнату, в которой одна стена представляла собой почти сплошное стекло, по вертикали рассеченное алюминиевыми профилями рамной конструкции. Катя находилась в комнате, когда Корнышев туда вошел. Увидев его, Катя вспыхнула, задохнулась от гнева, встала, пошла к двери, но дверь уже захлопнулась, и она ударилась в нее растревоженной птицей. Она была в этой комнате, как в клетке, не улетишь.

– Здравствуйте, Катя, – сказал Корнышев без заискивания, но и без демонстрации собственного превосходства, как равный говорит равному.

Катя в ответ полыхнула полным ненависти взглядом.

Корнышев опустился в кресло и оказался спиной к стене, а лицом к стеклу, за которым он видел деревья и зеленый ковер травы. Там, под деревьями, было безжизненно-безлюдно, и в сумерках этот неподвижный пейзаж можно было, наверное, принять за фотообои, которыми оклеили всю стену, чтобы визуально раздвинуть границы помещения.