Шрифт:
Он принялся проворно перелистывать бумаги.
– Так… домой отправлен… этот умер… и этот умер… отправлен на реабилитацию по месту жительства… умер… этот тоже комиссован и отправлен домой…
Карты тех, кто умер, он откладывал налево, остальные – направо. Обе стопки – левая и правая – были почти одинаковы. Счет жизни и смерти.
– Умер… умер… комиссован и отправлен домой… отправлен на реабилитацию в пансионат… умер…
Дружинин даже не сразу среагировал.
– Пансионат?! – запоздало вздрогнул он. – Какой пансионат?
– Сейчас посмотрим. Здесь вот есть копия направления. Пансионат «Москва-4». Никогда о таком не слышал.
Зато Дружинин слышал. «Москва-4» – это их, «антитерроровский», пансионат! Звено – такое необходимое – звякнуло и легло точно в цепь ранее известных фактов, наконец-то соединяя их.
– Дайте-ка мне его бумаги, – попросил Дружинин, стараясь не выдать своего волнения.
Дегтярев Михаил. Ранен четвертого февраля девяносто пятого года. Место ранения – город Грозный. Чечня.
– Подходит, – сказал Дружинин. – Вот этот – подходит.
Чего-то подобного он и ожидал. И теперь радовался тому, что его ожидания подтвердились. Он шел по верному следу, и разгадка была уже где-то близко.
Глава 39
Следов человека, который в «Антитерроре» был известен под фамилией Крамаренко, так и не удалось отыскать, поэтому Дружинин вплотную занялся Дегтяревым – это был реальный след.
Удалов, при всех своих связях, не сумел раздобыть личного дела лейтенанта Михаила Дегтярева, но зато в хранящихся в госпитальном архиве бумагах было указано место рождения лейтенанта – город Слободской Кировской области. Адрес родителей отсутствовал, но это Дружинина не могло остановить. Прямо из удаловского кабинета он заказал Слободской и через час уже знал и адрес, и домашний телефон Дегтяревых. Оставался последний шаг – позвонить родителям. И нетерпение томило, и было немного жутко. Казалось, что, едва станция их соединит – прикоснешься к чему-то такому… К чему?
– Звони! – сказал Удалов.
– Я не знаю, что им говорить, – признался Дружинин.
– Скажешь – вместе учились в пехотном училище.
Со Слободским соединили быстро. Женский голос, немолодой. Наверное, мать.
– Я вам из Москвы звоню, – сказал Дружинин. – Мы вместе с вашим Мишей учились в военном училище. У нас тут встреча готовится… выпускников… – Всегда сбивался, когда врал. – И его хотим пригласить тоже.
– А Мишеньки нет, – сказала женщина и заплакала.
Она плакала долго, а Дружинин терпеливо ждал. Не смел ни о чем спрашивать.
– Похоронили мы Мишеньку… сыночка… не уберегся…
– К-как похоронили? – спросил с запинкой Дружинин.
Он-то надеялся, что этот след приведет их к разгадке, а получалось – вытянули пустую фишку. То, что еще час назад казалось верной перспективой, теперь не значило ничего, и им предстоит все начинать сначала.
Удалов смотрел в растерянное лицо Дружинина и ни о чем не спрашивал – только помрачнел еще больше.
– Что с ним случилось? – спросил Дружинин.
– Убили его… в Чечне…
Все слова – сквозь слезы.
– В Чечне его убили, – сказал Дружинин, прикрыв трубку рукой. – Я ничего не понимаю, честное слово.
– Спроси – когда? – подсказал Удалов.
У него в голове уже начала выстраиваться какая-то схема, но все еще было слишком туманно – не хватало деталей.
– В феврале девяносто пятого.
– Так ведь все сходится! – воскликнул Удалов. – Дегтярев был ранен в феврале!
– Но ведь не убит же, – мрачно сказал Дружинин.
Они переговаривались, а на том конце провода плакала безутешная мать. В конце концов Дружинин не выдержал и, что-то извинительное пробормотав в трубку, бросил ее на рычаг, словно она обжигала ему руку.
– Поедешь туда, Андрей, – сказал Удалов тоном, не допускающим возражений.
Картина в его голове становилась все отчетливее, но самых важных фрагментов все еще не хватало.
– Поедешь в этот Слободской, посмотришь на мать, на дегтяревскую могилу, все увидишь своими глазами. Очень странная история, Андрей.
Дружинин долетел самолетом до Кирова, дальше, до Слободского, – на такси. Дегтяревы жили на самой окраине, в старом деревянном доме, стены которого снаружи потемнели от времени. Забор покосился. На крыше сарая не хватало нескольких листов шифера. Запустение и тлен. У Дружинина защемило сердце.
Дверь ему открыла старая сгорбленная женщина. Он подумал – бабушка, а оказалось, что это мать Дегтярева.
– Это я вам звонил, – сказал Дружинин. – Из Москвы. Мы с вашим Мишей вместе учились.