– На нары не попадает, – продолжил за него дед Леша.

– Не пьет шампанского! – засмеялся Андрей.

– И что? Мало таки тебе шампанского до сих пор было? Так на вот сто рублей, пойди купи себе бутылочку!

– Нет, дед! У меня будут фонтаны, реки, моря, океаны шампанского, если дело пойдет как надо!

– Слушай сюда, Андрюха. Я вот который уже год зимой на вахте сижу в конторе нашей. А напротив окон моей каморки – ну, ты видел – стоит Доска почета. И что ты себе думаешь, каждый год кто-нибудь из мелких ребятишек обязательно языком к металлической трубе той доски прилипнет! Я уже знаю такое дело, всегда держу наготове горячий чайник – примерзшие языки отливать. Так вот. Кто один раз прилип, никогда на эту удочку больше не попадает. Но есть-таки один мальчонка – он каждую зиму снова и снова ту трубу облизывает. Вот и ты – что тот дурачок! Один раз влип с алмазами, когда сунулся напролом, да, видно, не научился ничему! Забыл, как выглядит тюремная телогреечка-то?

– Ты, дед, сравнил! Это когда было? Я теперь все законно сделаю, с помощью акций.

– Ну да, ну да… В твоих акциях-шмакциях-махинациях я ничего, конечно, не понимаю. Но таки знаю одно: не встревай промеж сильных мира сего! Это может кончиться плохо. А тем более не лезь к западным капиталистам в обход своих, отечественных.

– Да ну что ты, дед. Устарел ты уже со своими понятиями! Оглянись – сплошь и рядом всякие совместные предприятия, иностранные капиталы. Думаю, все у меня получится! И через пару-тройку лет, может, купим мы себе ма-а-а-ленький такой островок где-нибудь рядом с Грецией, да и поселим тебя там! Будешь на старости лет косточки греть, а?!

– Мне и здесь хорошо, – ворчливо заметил тогда Алексей Яковлевич. – Привык я уже к вечной мерзлоте. А тебе я настоятельно советую: не лезь туда!

– Нет, дед Леша, я все-таки рискну.

И Легостаев рискнул. Итог этого предприятия получился по его собственной старой поговорке – тюрьма, нары. Когда от Нинки пришло полное отчаяния письмо, в котором она сообщала что в Архангельске арестовали Андрея, дед понял, что тот доигрался. Нина писала, что ей необходимо посоветоваться, а потому она скоро приедет; деда же просила прощупать пока по своим каналам, есть ли возможность помочь Легостаеву. Помочь ему в этот раз он не смог бы при всем своем желании – не его территория, да и «понятия», как выражался зять, стали другими. К тому же в таких кругах, в которые сунулся Андрей, апеллировали совсем иными цифрами, не теми, к которым привык скромный пенсионер Журавлев. Он, конечно, сходил к «своему» человеку, тот обещал разузнать что-нибудь и при следующей встрече назвал такую сумму, что у деда подкосились ноги. Да и то гарантий никаких не обещал.

Нина прилетела всего на несколько часов – следующим рейсом собиралась обратно в Москву. Алексей Яковлевич встретил ее в мирнинском аэропорту. Дома, в старой их квартирке, когда сели они за столом друг напротив друга, Нина расплакалась, услышав от деда условия, которые выставил местный клан за освобождение Андрея.

– Полтора миллиона долларов?! – не веря собственным ушам, все переспрашивала она.

– И это, девонька, еще не все. Андрей должен подписать бумаги о передаче в их распоряжение всех активов и прав по своим фирмам и предприятиям – и якутским, и архангельским. Что уж там они собой представляют, я не знаю, но, видно, смачный кусок. Андрюху они хотят выдоить дочиста, до последней капельки… И что они себе думают, да? – возмущался старик.

– Все понятно. Это именно та сумма, которую он получил по первому траншу от южноафриканской компании… Но я-то не знаю, где эти деньги! Он ведь не успел начать разработку месторождений, если вообще собирался ею заниматься! Может, вложил их в оборудование, может, переправил каким-то третьим лицам, а может, и вовсе на каких-то счетах укрыл!

– И как же ты позволила ему залезть в такую, прости Господи, задницу?

– Да предупреждала я его, чтобы не зарывался, но он уже возомнил себя алмазным королем. Совсем перестал меня слушать в последнее время – все сам, сам! И вот что вышло… Господи, что же делать?

– Не знаю. Но думаю, что Андрею эти условия хорошо известны. Наверняка с ним уже вели разговоры на этот счет. Если бы это было в его силах, он бы уже что-нибудь предпринял. Верно, такой договор его не устраивает, или он не может его выполнить по какой-то причине. И молодец Андрюха, если не соглашается! Это ж надо – хотят обобрать до нитки… Хотя если ставить на кон свободу, то ничего, конечно, не жалко. Эх, с ним бы самим повидаться!

– Половину этих денег или чуть меньше я, пожалуй, могла бы набрать. Но где взять остальное? – Нина задумалась, перебирая, видно, в уме возможности раздобыть недостающую сумму. – Слушай, дед, а камень? – вдруг оживившись, вспомнила она.

– Какой камень?

– Ну тот, желтый алмаз! Какова его стоимость? Может, продать его?

– Э-э-э… неужели он еще цел у тебя? И ты таки все это время его хранила?

– Так отцова же память, ты сам говорил! Я даже Андрею ничего о нем не рассказывала, боялась, что он у меня его заберет.

– Молодец, Одесса-мама! Надо же! Я-то думал, что вы свои фирмы как раз и открывали на деньги с этого камня. Оказывается, сами все заработали. Но! Я хочу тебе сказать: с алмазом этим надо осторожно. Необходимо искать стоящего покупателя, лучше бы даже коллекционера какого-нибудь, который разбирается, что к чему. У нас-то за него полную цену не дадут. Ну на крайнее дело что-то, конечно, выручить можно. Если еще Зойкин осколочек прибавить… – сощурившись, прикидывал дед.

– Что ты имеешь в виду?

– У Зойки есть вторая половина камушка, точно такая же. Камень когда-то был целым, а нам с твоим отцом достался в двух равноценных осколках. Думаю, если Зойка его не потеряла или не продала, то, конечно, ради такого дела не пожалеет. Да… за него можно было бы получить тысяч семьсот. А то и больше, если его в огранку отдать.

– Ско-о-о-лько?! – удивленно протянула Нина.

– Да, он очень, очень дорогой. Но кто тебе даст такую наличку? И потом, рискованно это… объегорят ведь, как нечего делать. И покупателя пока найдешь – упустишь время.