— Ну и что ты нос повесила? — как всегда хамовато спросила Эмма. — Мальчишка, можно сказать, спасен. Погорюет немного, а потом расправит крылья, обрадуется, что свободен, и заживет нормальной жизнью. Окончит школу, выучится, женщин получше узнает. А там уж, как говорится, на трезвую голову подберет себе достойную спутницу. Ты ведь ради этого все и затеяла? Или я чего-то недопонимаю?

Стефани со скорбным видом кивнула.

— Ради этого. — С ее губ слетел шумный вздох. — Только уж больно горестный у Кристиана был голос… И девчонку немного жаль, — неожиданно для себя выдала она.

Эмма затушила сигарету и наклонилась в кресле-качалке вперед.

— Ну-ну! Только этого нам не хватало! Жаль! Это теперь-то, когда мы провернули такую сложную операцию! Рубен, если хочешь знать, стребовал с меня вдвое больше денег, чем просил вначале. Не хотела тебе говорить, но раз уж ты вдруг разжалобилась, знай!

На лицо Стефани легла тень.

— Сколько я тебе должна? Я заплачу.

Эмма нетерпеливо замахала руками.

— Нисколько ты мне не должна! Я вообще не о деньгах. А о потраченных нервах, о риске, об убитом времени. Если сломаешься сейчас, выдашь себя, значит, все было зря! Какого черта я придумывала план, мучилась с этим паразитом Рубеном, волновалась?! Да если б я знала, что ты вдруг…

— Ладно, успокойся! — Стефани, хоть и все больше терзалась сомнениями, сделала вид, будто поборола жалость. — Я действительно именно этого и добивалась. Теперь все позади, ну и слава богу!

Эмма умиротворенно закачалась на кресле.

— Вот это другой разговор. А то я уж было испугалась. — Помолчали. — Тебе тоже надо бы уехать, — заявила вдруг Эмма, нахмурив брови. — Причем немедленно. Завтра, с самого утра.

— Куда? Зачем? — испугалась Стефани.

— Реши сама куда. Позвони в турагентство, пусть подберут что-нибудь подходящее. Чтобы девчонка не явилась к тебе и опять не разжалобила. А она явится, я в этом не сомневаюсь.

Стефани прижала к губам руку. Если Сандра и правда решила бы приехать к ней, она не сдержалась бы и что-нибудь рассказала бы…

— Сегодня же побеседуй с Мэтью, — продолжила давать указания предусмотрительная Эмма. — Скажи, у Кристиана стряслась какая-то беда и он уезжает. И тебе срочно надо сменить обстановку. Разыграй перед ним потерянную мать, а завтра утречком дуй на курорт.

Стефани покачала головой.

— И сколько нам так мотаться бог знает где, скрываться? — негромко спросила она, задавая вопрос будто самой себе.

— Сколько потребуется для благополучия твоего единственного сына, — холодно ответила Эмма.

— Да, все верно. — Стефани взглянула на часы. — Ой, я побегу, Кристиан скоро вернется домой, а я еще сижу тут. — Она вскочила с дивана. — Спасибо. Я твоя вечная должница.

Эмма небрежно повела плечом.

— Да ладно тебе. Я всегда рада помочь.

— Только бы Кристиан побыстрее пришел в себя!

— Придет! Куда он денется?

Стефани уже вышла в прихожую, когда до нее долетели последние фразы не имевшей привычки провожать гостей до дверей хозяйки:

— На звонки сегодня лучше не отвечай. И завтра же с самого утра уматывай. Недели на две, а лучше на месяц. С Бенджамином буду общаться я, а ты звони мне. Раз в два-три дня. Все поняла?

— Да!

— Вот и отлично!

Кристиан жил теперь, как в нескончаемом кошмарном сне. В новом классе ни с кем не сблизился, к учебе утратил всякий интерес, на девочек не смотрел вовсе: во-первых, потому что воспылал ко всем женщинам в мире ненавистью, во-вторых, потому что, если и задерживался на ком-то из них рассеянным взглядом, невольно начинал искать сходства с Сандрой. О которой старался вовсе не вспоминать и все же каждую минуту думал о ней. Даже ночью, когда беспокойно спал.

Бенджамин встретил его без лишних вопросов и с радостью принял, точно родного внука. Кристиан поселился на втором этаже огромного дома, в светлой комнате, в которой было минимум мебели. Излишеств Кристиану и не требовалось, особенно сейчас, когда о радостях и удовольствиях он как будто навек забыл.

Бенджамин не лез к нему с расспросами, не надоедал разговорами. Иногда просил съездить за лекарствами, и Кристиан без лишних слов выполнял его просьбу.

Впервые разговорились как-то раз теплым октябрьским вечером, когда Бен объявил, что ему сегодня стукнуло семьдесят пять, и поставил на стол за ужином бутыль самодельного вина. После нескольких глотков у Кристиана развязался язык, и его обуяла жажда наконец-то выплеснуть скопившуюся внутри боль наружу, поделиться с кем-нибудь своей трагедией.