Струны: Собрание сочинений
вернуться

Верховский Юрий Никандрович
Шрифт:

II. СОНЕТЫ( Вячеславу Иванову – мастеру сонета)

ДЕВА-ПТИЦА

1. «В прозрачный час передрассветно-синий…»

В прозрачный час передрассветно-синий Я деву-птицу тайно стерегу, На матовом жемчужном берегу Вдыхая трепет лилий и глициний. Святую дрожь я в сердце сберегу. Она близка, и крыльев блеск павлиний Меня слепит игрой цветов и линий – Всецветный рай на брезжущем лугу. В венцах лучей — сияющие пятна, В алмазных брызгах — трепетные перья,— И вещий взор мне таинства раскрыл: В рассветный миг бесчарна и понятна Святая грань заклятого преддверья,— Жду радужных объятий райских крыл!

2. «Когда потускнут крылья девы-птицы…»

Когда потускнут крылья девы-птицы И в белом утре явен каждый блик,— Я вижу гордый побледневший лик, Властительный и строгий лик царицы. До ужаса он явствен и велик,— И дрогнули ревнивые ресницы, И засинели вещие зарницы,— В душе дрожит порыва сжатый крик. Миры чудес в тени бровей — глубоки, Покой чела младенчески-прелестен: И грёз, и постижений — без границ. Под влагою истомной поволоки Невестный взор так тихо неневестен — И перед ним душа поверглась ниц.

3. «День над судьбой моей отрадно-пленной…»

День над судьбой моей отрадно-пленной Рассветную развеет кисею – Тогда душой бессильно воспою Лик девы-птицы я богоявленной. И слезы я прозрачные пролью. И над моей жемчужною вселенной Она лазурью жаркой и нетленной Расстелет песню вечную свою. И я растаю с этой первой песней – И перельюсь я в новые напевы И новым раем царственно упьюсь. Безмерность роковая всё чудесней, – Я постигаю мир нездешней девы. Я с ней навек торжественно сольюсь.

ВЕСЕННЯЯ НЕВЕСТА

Она порхала тихо между веток, Чуть зеленеющих перед весной; Ей было вольно в тишине лесной И широко в сплетеньи хрупких клеток. Уж чудился навес зеленых сеток – В прохладных искрах, влажный и сквозной Сплетался он в игре с голубизной, Смеявшейся тазами резвых деток. И сыпался их смех по чуткой чаще – Звеня, скликались птичьи голоса. Она взвивалась с ними в небеса. Но у земли ширять хотелось чаще. А в синеве развеялась маняще Ее фаты сквозная полоса.

«Воскресший месяц забелел как меч…»

Воскресший месяц забелел как меч. И перед далью матово-прозрачной Земля склонялась трепетной и мрачной; В долинах молкла суетная речь. А небеса в торжественности брачной Спешили звезд светильники возжечь. Трикирии колеблющихся свеч Огни сплетали вязью тайнозначной. Земля не смела трепет превозмочь; Я предался волне ночного хора, Туманный мой покров унесся прочь. В сиянии росистого убора Ко мне идет моя невеста – ночь Из-под шатров колдующего бора.

«Да, опьяненным нужно быть всегда…»

Il faut etre toujours ivre.

Baudelaire [2]

Да, опьяненным нужно быть всегда. Вином, грехом, молитвой – опьяненным. Чтоб каждый миг явился проясненным, Где не шуршат минуты, дни, года. Я каждый миг хотел бы быть влюбленным, Пылать, как та далекая звезда, – Зажечь ли мир, сгореть ли без следа, – Но говорить с бессмертьем окрыленным. Но где найду напиток я хмельной, Тот райский нектар, ту волну живую, С какими я хоть миг восторжествую? Кто напоит той ярою волной И ливнем выльет тучу грозовую, Чтоб опьянен был целый мир со мной?

2

Всегда надо быть пьяным. Бодлер (франц.).

«Дождливый день ползет к ночи уныло…»

Дождливый день ползет к ночи уныло И шепотом зовет несмело тьму. Уже с утра пустое сердце ныло, И тусклый сон мерещился уму. Сознание бездейственно застыло, Не разгадав навеки, почему – И для чего кругом всё так постыло, Всё так враждебно духу моему. И пусть же день свершает путь обычный, Дождливый путь к вечерней тьме – и пусть Шаги его и шум одноязычный – Знакомая, своя, родная грусть. Как старой сказки шепот, мне привычный, Уж я давно всё знаю наизусть.

«Я уходил с душою оскорбленной…»

Я уходил с душою оскорбленной От моего земного алтаря; Еще дымил он жертвой раскаленной, Зловещими рубинами горя. И над моей мечтою опаленной Уже вставала новая заря – Владычицей, порывом окрыленной, Над бренными обидами царя. Но я тоске грызущей предавался: Вокруг назло призывам молодым Удушливой волною расплывался Последней жертвы едкий, горький дым. Я задыхался медленным угаром, Отвергнутый с моим последним даром.