Она взглянула на картину и заметно смутилась.

– Нет, это Софья Перовская.

В моей голове защелкали накопленные знания, но защелкали почти вхолостую, за словами «Софья Перовская» ничего не появлялось. Почему-то мозг выдавал одно только – «Софья Ковалевская».

– Извини, забыл, кто она.

– Была такая народоволка, ее казнили.

– А, да-да… – Я снова вгляделся в портрет. – Да нет, Ангелина, это все-таки ты.

У нее опять сдвинулись бровки:

– Не будем спорить.

– Ладно, хорошо…

Юля устроилась на стуле с каким-то журнальчиком и вела себя тихо. Не мешала.

Я поразглядывал корешки на книжных полках и удивился:

– Сплошная философия! Ты ее изучаешь?

– Я окончила философский факультет МГУ. Специализация – немецкая классическая философия.

– О, неслабо. И где работаешь с таким образованием?

– В мужском монастыре, – серьезно ответила Ангелина.

– Ты поражаешь меня все сильнее… И кем? Извини, что я так подробно. Интересно просто.

– Делаю сайт. Знаешь, сайт такой – «Православие. ру».

– Пока нет. Сегодня вечером, надеюсь, узнаю.

Как-то не очень вольно наша беседа текла. Не так, как час назад в клубе. Ангелина стояла посреди комнаты и, видимо, не знала, как себя вести. Я мялся напротив нее, не решаясь сесть, пока она на ногах. «Зачем она меня сюда привела?…» Увидел, что за окном есть балкон.

– Можно выйти? Никогда не видел Москву с двадцатого этажа.

– Конечно, занавеску отодвинь только. И ручку вправо.

Я шагнул на балкон. Было просторно – только небо и вершины высотных домов. Никакого наземного мусора… Я взялся за ограждение и глянул вниз. И тут же отшатнулся, выпятился обратно в комнату.

– Страшно? – встретила меня усмешкой Ангелина.

– Еще как! Я бы не смог так высоко жить.

– Поселили бы – смог.

Бабушка принесла поднос с чаем и печеньем.

Я не удержался и ляпнул, кивнув на портрет:

– Красиво вашу внучку нарисовали.

– Да, – поддержала Надежда Васильевна, – я тоже ча-асто любуюсь.

Ангелина вдруг аж затряслась, но ответила, видимо, как могла спокойно:

– Бабушка, ты же знаешь – это Софья Перовская. Я не виновата, что похожа на нее.

– Никитка кого бы ни рисовал, все на тебя похожи становятся…

– Ладно, спасибо большое за чай, – перебила Ангелина. – Нам нужно поговорить.

– Говорите-говорите. У меня там фильм. – И старушка ушла.

Хотелось спросить, кто такой «Никитка», но я уже понял, что некоторых тем лучше не касаться. Сидел, втягивал в себя кипяток губами. Искал, о чем бы заговорить. Нашел:

– А как ты к Вейнингеру относишься? Знаешь, был такой философ в начале двадцатого века…

– Знаю, конечно. У нас весь факультет им переболел.

– Почему – переболел?

– Ну а что, вечно с его идеями носиться? «Пол и характер» можно считать гениальным произведением. Оно вполне способно разрушить все те стереотипы, какими накачивают человека с рождения. Но этим Вейнингер и вреден.

– Почему же? По-моему, задача философии – освобождать человека от ложного.

– А кто знает, что такое ложное, а что не ложное? Если люди поколение за поколением принимают в себя это, так сказать, ложное, эти мешающие стереотипы, то значит, они необходимы. Они спасают человечество от самоуничтожения. – В голосе Ангелины появились те же нотки, какие были в музее Маяковского. – Если бы все всё поняли и освободились, мы бы погибли. Вейнингер сделал очень много для углубления декаданса. И, наверное, осознав это, себя убил. Он мог бы дожить, кстати, до нацизма. Вот бы поразился, что на его учение ссылаются, отправляя евреев в газовые камеры. А может быть, наоборот – стал бы членом СС… Впрочем, – поморщилась она, – я пытаюсь избавиться от тех знаний, какие получила в университете.

– Почему? – опять спросил я.

– Это очень мешает, когда пишешь прозу. Недаром Лев Толстой считал философию самой вредной наукой.

– Да Толстой сам такую философию создал!

– Потому что писал прозу…

В общем, мы снова разговорились, и снова в тот момент, когда между нами побежали токи большего, чем взаимный интерес и симпатия, Ангелина объявила, что, к сожалению, у нее дела. Срочные и неотложные.

Пришлось подниматься, с вымученной улыбкой прощаться с Юлей и идти в прихожую. Обуваться под взглядом Ангелины.

Уже на площадке она сказала:

– Все-таки подумай о журнале. Это очень полезная и в перспективе выгодная даже в финансовом плане идея.

– Да, обязательно подумаю. – И, видимо, под настроение мелькнула уверенная, яркая мысль: «Открыть журнал, заняться с ней общим делом…» – Конечно, Ангелина!

Лифт медленно полз откуда-то с самого низа, а она продолжала подавливать:

– У меня есть знакомые в Агентстве по печати, можно грант получить. С регистрацией устроим… А материалов – масса.