Прошаркал мимо. Теперь я видел его пятнистую спину, голову с грязно-голубым беретом, ноги. Почти целые, но без ступней… Он шел на коленях, довольно быстро, видимо, слабо надеясь на то, что ему подадут… На коленях – подушечки, чтобы удобнее было передвигаться и камуфляжные штаны не истерлись.

Добрался до крайней двери и оглянулся… Я опередил его, дернул головой влево. И снова пот покатился по мне ледяной волной – показалось, Костя увидел меня. Увидел, узнал и сейчас подскочит на своих коленях… Очень долго тянулась эта минута, или две-три…

Поезд стал сбавлять скорость. За окном посветлело. Остановился.

– Станция «Павелецкая», – ласково сообщил из динамика женский голос.

Открылись двери.

Я подождал немного и глянул направо. Кости, или очень похожего на него, не было. Я расслабился, вытянул ноги, пошевелил пальцами в мокрых от пота носках. Выдохнул.

Мне стало очень легко и весело. Захотелось вскочить и станцевать. Бить степ, приседать, прыгать.

По дороге домой зашел в «Пятерочку» и купил бутылку водки «На березовых бруньках» и полкилограмма «Королевских» креветок.

До двух ночи выпивал, закусывал, то и дело вставал со стула и что-нибудь выделывал ногами под песни «Люмена». И подпевал, конечно:

«Все как-то катится, катится, стирается», – говорил герой Хабенского в фильме «Час пик».

Действительно, начинаешь вспоминать, что там было, в тот или иной период жизни, и видишь чаще всего только мутную пустоту. Кажется, месяц, два, а то и полгода совершенно ничем не отмечены. Но если всерьез покопаться в памяти, появляется сначала ощущение чего-то еще неясного, как пятна, линии на фотобумаге при проявке, а затем приходят и подробности – сами события, свои собственные эмоции.

Беда в том (а может, наоборот, спасение для психики), что в нашей нынешней жизни почти не возникает условий для воспоминаний. Даже когда остаешься один, сразу включаешь телевизор или магнитофон, или радио, сидюшник. Лезешь в Интернет. Чаще всего и засыпаешь под музыку или под льющий в мозги мировые новости «Евроньюс». Задуматься, углубиться в свое прошлое некогда – да и страшно.

Сейчас я сижу перед ноутбуком в темном кубике помещения, которое называл когда-то гостиной. Музыку не включаю – шум опасен; телевизор в другой комнате, но его я почти не смотрю даже без звука – свет от экрана тоже может выдать меня. Да теперь мне уже не до музыки, телика и тому подобного, – мне нужно записать все, что случилось со мной за последние четыре года. Объяснить, почему я забился в помещеньице без окон и стараюсь не производить громких звуков. И мозг переполняет тысяча мелочей недавнего прошлого, они путаются, сплетаются, и все кажутся очень важными, неслучайными, притянувшими меня сюда, забившими в этот темный, чуть-чуть освещенный экраном ноутбука угол…

Летом две тысячи шестого я жил влюбленностью в Ангелину. Читал ее книги, «ЖЖ», публикации в журналах, звонил ей, предлагал встретиться, заманивал (теперь понимаю, что это глупость) катанием на машине. Сначала она отговаривалась новыми и новыми делами, а потом, не предупредив, совершенно для меня неожиданно, уехала к родственникам куда-то на Украину.

Я не мог понять, почему она так себя ведет. Легко познакомились, во время второй встречи пригласила к себе, между нами вспыхивали искры настоящего влечения, а потом – цепь отказов, явное нежелание общаться.

После всего произошедшего с женой мне очень нужна была девушка. Очень нужно было влюбиться и чтобы мне ответили взаимностью. Почувствовать, что я кому-то нужен, что меня хотят. И ведь вроде бы получилось, но тут же сразу – бац! – и непонятность. Длительная и изматывающая.

При первой же встрече со Свечиным, когда передавал материалы для очередной халтурки, я рассказал об этом.

– Ну да, – пожал он плечами, – Ангелина девушка сложная.

– А что мне делать-то? На более тесные контакты она не идет. Боится, что ли?

– Может, боится. Для нее разрыв с Пашей потрясением был.

– Ты мужа имеешь в виду?

– Угу… Вон какую книжищу отгрохала… Но, скорей всего, более решительных действий ждет от тебя.

– Каких? – Я поморщился. – Я и так на все готов. Звоню, письма шлю, а она одно и то же: сейчас не могу, дела, занята… А теперь вообще на Украину свалила.

Свечин вздохнул, достал сигарету.

– Хрен их разберет. Может, хочет, чтоб ты у ее подъезда с букетом дежурил, или возле работы.

– Что я, мальчик? Это глупо.

– Тебе кажется глупым, а бабам – наоборот… Ладно, сколько там время? Идти надо.

Я хмыкнул:

– Благодарю за советы…

В общем, оставалось ждать, когда Ангелина вернется в Москву, и тогда уже решать, как быть. Действительно, может быть, прохода не давать… А эти недели потратить на поправку здоровья – пузо убрать, печень почистить.

Но тут ко мне завалился Максим. Не посидеть, не на ночь, а – жить. Подкараулил во дворе дома (вот такие шутки жизнь устраивает: хотел я Ангелину караулить, а тут меня) и стал упрашивать: