– Посмотрим… Я с ним еще не вдавался в детали…

Но на адвоката я разозлился. Впрочем, радость, что Максим подсказал такой верный ход, сейчас была сильнее злости. Да и не хватало ее на все накаты судьбы.

Еще выпили. Пожевали закуску. Было все-таки тяжело. И водка не особенно торкала.

– Мы тут репетицию записали, – нарушил довольно долгое молчание Иван. – Неплохо получилось. Хотите послушать? – Вынул из кармана цифровой диктофон.

Макс заинтересовался:

– Что за репетиция?

– Группы нашей. У нас ведь группа с Олегом Свечиным. Когда-то обсуждали с тобой вместе.

– А, да, вспоминаю.

– Вот первый плод, так сказать. Включить?

Я промолчал – мне было не до какой-то записи. А Максим, наверно, со скуки сказал:

– Включай, заценим.

Иван потыкал кнопочки, раздался суженный крошечным динамиком грохот, треск, жужжание. И сквозь них стал пробиваться слабый и бесцветный голос вокалиста, кажется, Свечина, которому помогал немного более живой басок Ивана.

– Ни слова не разобрать, – сказал я; поднялся, пошел в туалет.

Когда вернулся, какофония звучала тише, зато Иван с Максимом разговаривали предельно возбужденно.

– Да это ясно! – тряс головой Максим. – Музыка стала пресной вообще. Слушать нечего.

– Вот-вот, – поддерживал Иван. – Я не утверждаю, что мы какое-то новое слово скажем, но по крайней мере – пытаемся смысл придать. Выразить. Это, – кивнул на скрипящий, хрипящий диктофончик, – не показатель. Качество, конечно, нулевое. Студия нужна. Но все же что-то и в таком виде чувствуется. И – тексты.

– Да, – поддержал Макс, – я слышу кое-что. Панк-рок такой…

– Социальный, – значительно добавил Иван и подпел диктофончику: – Русский сидит у разбитого корыта, а россияне на Канарах отдыхают!.. Думаем, где бы записаться теперь по-нормальному, концерт дать.

– Вам продюсер нужен, – высказал мысль Макс; я смотрел на них, как на начинающих артистов, разыгрывающих сценку.

– Продюсер, это конечно. Но где найти… Не пойдешь ведь к Пригожину или Матвиенко с этим. «Вот, послушайте. Помогите».

– На хрен их! Попсари. – Макс деловито наполнил рюмки. – У меня связи есть, я могу помочь. Запись вполне реально устроить.

– Максим, тебе не кажется, что ты то же самое Ивану уже говорил с полгода назад? – не выдержал я. – К тому же где у тебя связи? Ты к музыке вроде никакого отношения не имеешь…

– Как это – никакого?! А Лиане кто запись устраивал? В одной из крутейших студий.

– Ну дак за такие бабки, какие она выложила, можно и в Лондоне записаться.

– Не всё деньги решают. Хорошая студия под все подряд подписываться не будет. Даже если это выгодный проект. Тут связи нужны, личные отношения. – Макс проглотил водку и грустно выдохнул: – Жалко, конечно, Лиану… Талантливый человек, цель в жизни есть… Она ведь с детства поет, пробивается. И не может никак… А безголосых всяких раскручивают пачками…

– Ну а ты-то чего со своими связями ее не раскрутил? – подколол я. – Ты ведь на роль продюсера претендуешь.

– Да ни на что я не претендую. Болтовня это просто пьяная… – Макс что-то резко раскис. – Давайте Лианку послушаем.

Косясь на продолжающий хоть и тихо, но раздражающе хрипеть и потрескивать диктофон, я сказал, что не против. Иван тоже согласился – «никогда не слышал» – и выключил свою запись.

– А как называется? – спросил Макс.

– Что?

– Группа ваша.

– «Плохая примета». Я придумал!

– Неплохо… Нет, Вань, я не отказываюсь, что-нибудь будем думать. – Он нашел в стопке дисков на столе сидишку с песнями своей бывшей жены, вставил в проигрыватель.

Полилась джазовая мелодия, и в нужном месте вступил густой, сочный голос Лианы. Она пела по-английски песню собственного сочинения (как и все остальные на диске), но очень напоминавшую какой-то джазовый стандарт Гершвина или, может, Армстронга. В общем, качественное, но вторичное…

Послушали молча, а потом я ляпнул:

– Слушай, Макс, возвращался бы к ней. Ведь любите же друг друга.

Он надулся, мотнул головой:

– Нет.

– Ну, бывают моменты, что люди надоедают… Пожили отдельно, а потом снова…

Я заговаривал об этом с ним и раньше, и не только потому, что об этом просил Руслан. Мне самому было обидно, что друзья, у которых так хорошо поначалу все складывалось, повторяли схему жизни большинства – обожание, секс по пять раз в сутки, свадьба, ликование, год-два-три плотного существования вместе, а потом разбег.