– Она очень настойчива, – ответила Джорджиана.

– Неужели? – с подчеркнутой медлительностью произнес Куинн.

– Черт возьми, я пыталась быть доброй к ней. Она мне очень нравится, даже несмотря на свою неуемную энергию. Я уверена, ты знаешь, что у нее есть талант к рисованию.

– И никакой склонности к чтению, письму или еще чему-либо, что требует самоконтроля, дабы дисциплинировать ее ум и подготовить к обязанностям, которые ей придется исполнять в жизни.

– Детям редко нравится концентрироваться на чем-то, – улыбнулась она, – в детстве все стараются сбежать из классной комнаты, пойти рыбачить, охотиться с соколами, кататься на лошадях или карабкаться по деревьям. Разве ты не помнишь?

– Я уже давно оставил в прошлом глупости молодости.

Он смотрел, как она собирает кисти и складывает их в маленькую деревянную коробочку. В какой-то момент ее колено, казалось, подвернулось, но она восстановила равновесие прежде, чем он ее поддержал.

– Уж кто-кто, а ты должна знать, что невнимательность к учебе и глупости могут привести к… печальным последствиям, о которых потом придется сожалеть всю жизнь.

Джорджиана наконец посмотрела на него. От ее груди к шее поднимался румянец.

– Я мало, о чем сожалею. Я не считаю свой… дефект постоянным напоминанием о детской глупости. Я считаю его свидетельством моей трусости.

– Что?! – недоверчиво воскликнул Куинн. – В тебе нет ни капли трусости!

– Джентльмены всегда видят храбрость в физических подвигах. Но иногда трусость проявляется в невозможности сказать то, что должно сказать. – Она странно засмеялась. – Не обращай внимания. Я не жду от тебя понимания, тем более теперь, когда тебя совершенно не интересуют ни детские забавы, ни поиски приключений, а только скучный долг.

– Это совершенно не так.

– Хм. – В глазах у Джорджианы плясали веселые искорки. – В таком случае я бросаю тебе вызов: устрой какие-нибудь интересные развлечения для всех – особенно для твоей дочери. Ведь ей нужна награда, за которую она согласилась бы провести все назначенные тобой часы в классной комнате.

– Я подумаю над этим, – ответил Куинн, – если ты ответишь наконец на мой вопрос.

– Который из них?

У него не было ни тени сомнения – она знает который. То, как она отвела взгляд, только укрепило его уверенность.

– Что ты ей сказала? Что я поцеловал тебе весьма… как? Правильно? Старательно? Страстно?

– Какие глупости. Естественно, я сказала ей, что ты поцеловал меня весьма примирительно.

Он подошел ближе, и опять в ее главах как будто промелькнула страсть. Куинн мягко произнес:

– Ты правда считаешь, что я поцеловал тебя примирительно, Джорджиана?

– Конечно, – прошептала она, глядя в сторону.

Он погладил ее щеку, как гладил бы гладкие крылья сокола.

– В таком случае, похоже, ты знаешь о поцелуях не больше, чем я, по твоему мнению, помню о приключениях.

Она резко взглянула на него:

– Я знаю достаточно.

– Правда? – Он наклонил голову, стараясь получше разглядеть ее лицо. – Позволь мне не согласиться. Если бы тот поцелуй был простым извинением, он был бы совсем другим – более скромным, более приличным. На самом деле я рад, что могу поговорить с тобой наедине, Джорджиана. На этот раз я должен извиниться искренне. Нет никаких оправданий тому, как я вел себя вчера. Я могу сослаться только на временное помрачение рассудка.

Она побледнела:

– Я прекрасно знаю, что только помрачение рассудка может заставить кого-то поцеловать меня. Я не нуждаюсь в твоих напоминаниях.

Проклятие, он опять неправильно выбрал слова.

– Джорджиана, ты совершенно не так меня поняла. Я прошу прощения за то, что совершенно потерял голову и слишком много себе позволил.

Она молча смотрела на него. Смотрела так долго, что он начал бояться, не обратит ли его этот взгляд в камень.

Он не мог больше видеть ее в таком состоянии и сжал ее негнущиеся пальцы:

– Я не должен был так проявлять свое внимание. Внимание, которое ты явно нашла отвратительным – ведь ты убежала прежде, чем я успел извиниться.

– Мне кажется, я слышала уже больше извинений, чем могу вынести. – Голос Джорджианы был полон грусти.

Вдалеке раздался крик ястреба.

– Послушай меня, Джорджиана. Пожалуйста. Ты красивая, энергичная женщина. – Правильные слова так и не приходили ему на ум. Впервые он не мог точно выразить свои мысли.

– О Господи, ради нас обоих, прекрати. Разве ты не питаешь отвращение ко лжи? Я уже сказала – мне не нужны извинения. – Ее пальцы были все также холодны.