— Куда ты меня тащишь? — спросил Орми.

— Туда, откуда ты выпал, — в главное время.

— Кто ты? Сын Имира? Ты пришел мне на помощь?

— Мой долг — спасти тебя. Но я не сын Имира. Я сын гибнущей Земли. Я Клыкач.

Орми вскрикнул и забился, пытаясь вырвать руку из могучей хватки незнакомца.

— Не рвись, — сказал Клыкач. — Не выпущу.

Орми затих, ненадолго задумался и сказал:

— Ты не Клыкач. Ты бы разорвал меня.

Полет закончился. Орми стоял по грудь в болотной жиже. Кругом клубился туман. Воняло тухлятиной. Где-то кричали птицы: «Каар! Каар!»

Незнакомец стоял рядом, тоже в болоте по грудь.

— Пойдем, — сказал он. — Я отведу тебя к Белолобому.

Они побрели по вязкому дну. Двигались очень медленно. Орми заметил, что снова одет, и лук при нем, и копье.

— Не я гублю все живое, — сказал Клыкач. — А ярость, дремлющая в каменных шарах, рождаемых Мертвыми землями. Я разгрызаю скорлупу вот этим клыком и выпускаю губителя.

— Убийца! — сказал Орми. — Проклят ты во веки веков! Ты хуже, чем Улле!

Клыкач покачал головой.

— Я не хорош и не плох. Я то, что я есть. Разве я живая тварь, чтобы можно было назвать меня хорошим или дурным? Я не живой, я есть — и меня нет. Гибнущая Земля породила меня, чтобы я ходил по ней, никому не видимый, и обращал зло сынов Улле против них самих. Я караю безумцев, обманутых, безвольных. Предателей жизни, позорящих ее имя. Я Клыкач, сын Земли, карающий демон.

Клыкач шел впереди. Орми замахнулся и ударил его в спину копьем. Копье разлетелось в щепки, словно наткнувшись на камень. Клыкач не обернулся.

Орми шел молча какое-то время, а потом спросил:

— Зачем ты убиваешь все живое? Разве не к тому стремится и Улле? Чем ты лучше его порождений?

— Люди слепы, — сказал Клыкач. — Вам не понять и малой доли того, что происходит вокруг. Но ты, Орми, видел чуть больше. Ты мог бы уже догадаться: все, что ты видишь и знаешь, — лишь ничтожная часть, обрывок, смутная тень Того, Что Есть. Как же ты можешь судить о справедливости? Не стоит и пытаться. Но я могу сказать и иначе, так, чтобы тебе показалось, что ты понимаешь. Я не убил ни одного выродка. Мной уничтожены лишь те края, где власть зла стала безраздельной. Дети Имира уходят или гибнут. Только тогда я выпускаю Ярость Земли. Я не трону тех стран, где сохранилась надежда. Судьба мира еще не решена. Будущее окутано тьмою. Туда, где все должно решиться, я не пойду. Туда пойдете вы. А я — следом, если вы проиграете. Улле не будет царствовать в этом мире.

— Да, — сказал Орми, помолчав. — Кажется, я понимаю. Но почему ты погубил страну Мару в тот самый день, когда мне и Энки открылись тайные знаки и мы увидели лик Солнца?

— Когда-нибудь, Орми, ты увидишь все со стороны и охватишь взглядом целое. И тогда, возможно, ты поймешь, что в конце концов есть только один мир. И всего одно Время. Это Время — великий бог. И, может быть, ты получишь ответ на свой вопрос и хотя бы смутно, издали увидишь сияющую гармонию Замысла. Но вот мы и пришли.

Из тумана выплыла нога Белолобого. Орми радостно вскрикнул. И тут же могучий хобот обнял его, с хлюпаньем выдернул из трясины и водрузил на мохнатую спину. Снизу, из мглы, донесся голос Клыкача:

— Скоро вернутся остальные. Двигайтесь дальше на восток. Остерегайтесь временных дыр: их много в Каар-Гуне. Я зажгу болотные огни над опасными местами. И последнее, Орми. Может статься, вам понадобится моя помощь. Тогда позови меня. Я услышу. И возьми вот это!

Орми поймал вылетевший из тумана кожаный мешочек на ремешке. Это был его собственный мешочек для кремней, снятый с убитого гуганянина. Теперь в нем лежало что-то тяжелое и круглое. Орми повесил дар Клыкача на шею.

— Что ты мне дал?

— То, ради чего вы пришли сюда, сами того не зная. То, без чего ваш путь на север окажется тщетным.

— Что же это такое?

— Ты скоро узнаешь. Вспомни знаки на шкуре. «Это сила гибнущей Земли, смертоносное детище мертвых песков юга…» Ты вспомнил?

Голос Клыкача смолк.

Не прошло и минуты, как Белолобый посадил себе на спину мокрую, дрожащую Эйле.

— Тебя тоже спас… этот? — спросил Орми. Эйле кивнула.

— Больше всего я испугался, когда ты обернулась и оказалась трупом. Какое счастье, что ты живая!

— Живая? — Эйле смотрела на него, бледная и растерянная. — Ты уверен? Ах, если бы ты знал… помнишь, что я говорила: в миллиардах миров… — Тут она всхлипнула, отвернулась, и больше Орми ни слова не мог от нее добиться.

Белолобый тем временем посадил себе на спину сначала Хресу, потом Хлу. Тогда он негромко затрубил, и Мама ответила из мглы — она была совсем рядом. Орми услышал рев Кулу:

— У, Клыкачище поганый! Дерьмо. Чуть меч об него не сломал, об эту падаль.

Мамонты снова шли на восток, обходя пляшущие над водой болотные огоньки. На мамонтихе теперь ехали трое — Курги так и не вернулся, сгинул во временной дыре.