— Узнаю это место, провинция Годзбу, каста торговцев. Кого здесь, иной раз не увидишь. Бывают даже такие как вы. Есть шанс, что сможем пройти город, не привлекая внимания. Главное условие — в наличии какой ни будь товар, — Грайя задумалась.

— Чего тут думать, смолы у нас валом. Чем не товар? — Семён встаёт во весь рост, но сразу присаживается, молочно белый луч скользит в достаточной близости.

— Действительно. Я и раньше слышала о лечебной смоле, здесь её называют — эликсиром Огня. Один раз даже видела у Правителя маленькую баночку. Она огромной ценности. Только состоятельные вельможи могут позволить приобрести пару капель. Решено, вы с Пустой земли. В своё время там использовали радиоактивное оружие, осталось множество засорённых зон. Произошли мутации. Есть поселения людей с глазами как у вас и цветом кожи как у белых гусениц. Но эти люди нашей расы. Поэтому, их хоть чураются, но не убивают. Заходить будем утром. Ночью могут не разобраться, и я не спасу.

Дует тёплый ветерок. Всегда удивляюсь, замкнутые пространства, а погода как на поверхности, даже дожди льют, правда, природа образования иная.

Наконец-то просто отдыхаем. Дети пристроились подле Грайи, сопят в четыре дырочки. Вот психика у них, абстрагируются от всего неприятного, не забивают головы всякой дурью. Я заснуть не могу, мысли гудят в голове как потревоженный рой шершней. Вспоминаю то одно событие, то другое, что в будущем ждёт. Попутно смотрю на город. Жизнь там хоть и сонная, но течёт. Интересно наблюдать за людьми иных во многом, но и похожих на нас одновременно. Вот из одного заведения вывалила толпа хорошо одетых людей. О чём-то спорят, один дал в морду другому. Через секунду хорошо одетая публика превращается в ободранцев. Одежда изорвана, лица разбиты, а кулаками всё машут. А вот и полиция на длинноногих ящерицах. Здесь я не понял чрезмерную жестокость, морщусь, мне неприятно. Они, не раздумывая, пускают вход трезубцы, калечат людей, даже издали вижу гримасы боли на лицах несчастных. Большая часть скрывается в узких переулках, но несколько лежат без движения.

— Ночью запрещены всякие беспорядки, наказание, вплоть до смерти. Днём можно бузить, внимания на это сильно не обратят. У нас закон, ночь должна быть спокойной, — Грайя констатирует сей факт с полным равнодушием, даже зевает, показав белоснежные зубки.

Полицейские цепляют крючьями неподвижные тела и, не торопясь, волокут к овальному зданию в центре города.

— Дикость, этот явно не европейское общество, вам бы хорошую правозащитную организацию, — Семён сильно переживает и поэтому полез "со своим уставом в чужой монастырь". Грайя удивлённо косится на нас:- Что такое "правозащитная организация"?

— Она занимается тем, что критикует законы государства для того, что бы пробить интересы определённых групп людей, — ехидно улыбаюсь я.

— Кошмар! — восклицает Грайя, закатывая глаза в непритворном ужасе. — Это же, государственные преступники!

— Что ты, наоборот, весьма уважаемые люди, даже государство, которое они критикуют, их всячески оберегает. Кстати, это и есть демократия. Каждый может обсуждать действия власти, не соглашаться с законами. Используя средства информации, пудрят мозги так умело, что массы отстаивают интересы кучки людей, как свои кровные.

— Вот всё ты перевираешь, — возмущается Семён, — правозащитники, это те, кто защищает права несправедливо осуждённых людей, оскорблённых, обиженных. Вот, что делают у вас, если кого несправедливо осудят, — в упор спрашивает он Грайю.

— И такое бывает, — хлопает ресницами женщина, — если выясняется, что произошла судебная ошибка, всех судей, наказывают, вплоть до подвешивания на крючьях.

— Тогда б у вас судей не осталось, — фыркает Семён.

— Да, нет, с этим всё в порядке. Судят честно. А у вас, иначе?

— Судебный произвол не допускаю, — сурово сдвигаю брови, — да и князь Аскольд никому не даст послаблений. Демократии у нас нет. Продажных судей, безусловно, на крючья не подвешиваем, Аскольд их… на кол сажает.

— Правильное решение, у вас нормальное общество, — соглашается жрица, — а откуда тогда демократия?

— Это из прошлой… жизни.

— Никогда не допускайте её. Демагогов разведётся. Ложь нормой жизни станет. Народ голодать будет. Враги наползут. Государство развалится — горячо ответствует Грайя.

— Глупая ты, — вздыхает честный парень, — нет приделу совершенствования, а особенно душ людей. Демократия, это скачёк после язычества, на необозримую высоту. Просто мы только начали развиваться. Демократия ещё придёт!

— Не придёт. Деревьев в лесу много.

— Причём тут деревья?

— Аскольд из них колья наделает, — цинично говорю я.

— Самодержец, — в сердцах выдыхает Семён.

— Приходится им быть, — с грустью соглашаюсь я.

Семён чернеет лицом, отворачивается, единомышленников среди нас нет.

Тем временем в Годзбу восстановилось спокойствие. Аэростат неторопливо плывёт под сводами "линзы", молочно белый луч методично прочёсывает все закоулки города. Задерживается у ног редких прохожих и неторопливо скользит дальше.

Утро врывается, как бульдозер, на клумбу с цветами. Только я прикрыл глаза, дремота окутала сладкой паутиной, как на площадку впорхнула стайка разноцветных ящерок с изумрудными глазами и заверещали как сороки, прогнав остатки сотканного сновидением сна.

Света с Игорем, увидев такую прелесть, даже в ладошки хлопают. На, слегка опухшем со сна лице Грайи, проступает удивление:- Они избегают людей, за целую жизнь можно ни разу их не увидеть. В основном их считают, сказочными персонажами.