Имеет ли он право брать на себя роль судьи? Имеет ли он право ставить под сокрушительный удар жизнь друга?

Но ведь Кувырков первым нанес ему удар. Сильнейший, может, даже смертельный. И можно ли после этого считать Кувыркова своим другом? Конечно, нет.

Берковский схватил карандаш, но не обнаружил на столе бумаги. Под рукой была только книга. И он быстро, лихорадочно стал писать на последней странице.

Поверять свои мысли бумаге давно вошло у него в привычку. Так было легче. Он словно выплескивал всю боль, все тревоги.

«Я не вправе никого подозревать, — писал он, — но думаю, что пожар устроил Валентин Кувырков».

В коридоре Берковский уловил голоса и прислушался.

— Барин не велел тревожить.

— Пусти, Иван, мне можно, — сказал Кувырков и решительно открыл дверь библиотеки.

Берковский вопросительно поднял глаза и отложил карандаш.

— Все хандришь? — улыбнулся Кувырков. — Так, брат, не пойдет! Что случилось, то случилось.

Берковский кивнул и жестом пригласил его присаживаться. Кувырков занял кресло по другую сторону инкрустированного столика.

— Пойдем прогуляемся, — предложил Кувырков. — Во дворе дышать нечем. Кругом дым.

Берковский молчал и в упор смотрел на Кувыркова. Секунды для Кувыркова растянулись в вечность. Он не смог выдержать пристального взгляда, смешался и отвел глаза.

— Почему ты на меня так смотришь? — выдавил он.

Берковский не ответил. Медленно, словно взвешивая и проверяя каждое слово, он произнес:

— Я хочу подарить тебе один сюжет. Для маленького рассказа. Или для большого романа. Это уж как хочешь.

— Сюжет? — удивленно пробормотал Кувырков. — Зачем?

Но его вопрос снова остался без ответа.

— Из этого может получиться неплохая забавная вещица, — усмехнувшись, продолжал Берковский. — Послушай. Думаю, что ты будешь мне очень благодарен. Один человек решил, что его друг намного талантливее, чем он сам.

Кувырков вздрогнул, а Берковский снова усмехнулся.

— Это было чистейшим вздором, но человек решил убрать своего друга с дороги. Он нашел глупый и даже смешной выход из положения. Он сжег все рукописи друга. Ночью. Когда весь дом спал. Пользуясь доверчивостью и гостеприимством хозяина.

Кувырков вскочил и зло бросил:

— Зачем ты мне это говоришь? Ты повредился в уме! Ты… Я ни секунды не намерен оставаться в твоем доме! Вели сейчас же подать лошадей до станции! Я уезжаю!

Берковский кивнул и пошел к окну. Кувырков снова упал в кресло. И тут заметил раскрытую на последней странице книгу. Его глаза остановились на словах, написанных карандашом: «Думаю, что пожар устроил Валентин Кувырков».

Он почувствовал, как внутри все задрожало, и быстро глянул на Берковского, высунувшегося в окно. Эту запись необходимо уничтожить! Но как? Треск вырываемого листа Берковский услышит!

— Иван! — прокричал в окно Берковский. — Заложи лошадей господину Кувыркову. Он уезжает.

Кувырков нервно закашлялся и, перекрывая один звук другим, торопливо оторвал кусочек бумаги со своим именем. Потом порывисто встал и шагнул к двери.

Когда Берковский вернулся к столику, Кувыркова в библиотеке уже не. было.

Берковский грустно опустил голову. Правильно ли он сделал? Или только напрасно обидел человека подозрением?

Книга по-прежнему лежала на столике. Раскрытая на последней странице. Четко и резко выделялась на бумаге карандашная запись. Но кусочек листа был оторван. Имени преступника на бумаге больше не существовало.

Берковский горько улыбнулся. Значит, его подозрения оказались верными. И теперь он не знал, что страшнее и тяжелее — лишиться всех рукописей или потерять друга.

Кувырков ехал к станции. Кусочек бумажки, торопливо сунутый в карман жилетки, жег грудь. Этот кусочек словно становился отныне свидетельством его преступления.

Кувырков долго не решался притронуться к карману, но потом одним решением, одним движением вытащил обрывок, скомкал его и бросил по ветру.

Повтори, что ты услышал, — потребовал утром Вовка. — Слово в слово. Артем послушно повторил весь телефонный разговор. Он его прекрасно запомнил. Еще бы! Такое, наверное, теперь всю жизнь не забудешь.

Артем в эту ночь так и не смог уснуть и теперь выглядел уставшим и осунувшимся.