— Коротко и явственно сказано! — и пошел дальше.

Когда прошел кондуктор, немец продолжал:

— Вам, может быть, это не так хорошо известно, что надобно пережевывать пищу семьсот двадцать раз?

«Явный сумасшедший!» — убежденно подумал Матийцев, но спросил как мог спокойнее:

— Я, должно быть, ослышался? Мне показалось, будто вы сказали «семьсот двадцать» раз?

— Да ведь я же специалист в этом деле, а не то что! Семьсот двадцать, да, и только таким образом, как говорится по-русски, пища может называться; она есть вполне пережевана вами!

— Это при полном отсутствии зубов, что ли? — попытался догадаться Матийцев.

— Нет, нет! Это нет!.. Это именно, именно вот в вашем возрасте, например!

И немец посмотрел на него строго и поднял указательный палец к своему жесткому подбородку. А потом торопливо добавил:

— Даже пиво, даже чай, — тому подобные жидкости, — тоже необходимо жевать!.. В чае тоже есть теин, — прочее тому подобное… А клетка мясная, она-а… она уж в животном, — бык, например, баран, — до высшей дошла своей интеллигенции… Вы понимаете, что я хочу сказать? Может быть, сказать по-немецки? Это — оч-чень важный положений!

— Ничего, все понятно, говорите по-русски, — отозвался на это Матийцев.

— Она — старая, — вот я что хочу вам сказать, а зачем питаться старым? Тогда как… клетка шпинат, например, спаржа, — она-а до такой интеллигенции не дошла! Она-а считается так: молодая клетка.

«А-а, это — вегетарианец!» — подумал Матийцев: немец же между тем продолжал:

— Яблоки, например, — масса железа, масса!.. Фосфаты. Но только… (Тут он опять посмотрел строго и поднял палец.) Только не чистить кожицу, нет!.. Сидят профессор Винтергальтер и наш, русский, за границей, в Лейпциге, в сквере… Наш, русский, чистит яблоко ножом, а профес-сор Винтергальтер трет его об рукав костюма… Трет, — ну, может, какая соринка, пылинка, — как это называется по-русски, — не знаю, как это вам объяснить лучше…

— Ничего, все понятно, — поощрил его Матийцев.

— И во-от только наш русский приготовился, — ам! — яблоко это в рот класть, — профессор Винтергальтер ему: «Бросьте! Бросьте, — говорит, — и это тоже!.. Самый лучший, питательный вы бросили, — кожицу, а это — дрянь! Бросьте, я вам говорю, и это!»

И немец при этом так увлекся, что сделал энергичный жест, как будто хотел выбить яблоко из рук Матийцева, державшего спокойно руки на коленях.

— Обо мне в русских газетах писали как о пионере, как бы сказать, в этом деле, в питании! — с важностью добавил он. — В немецких газетах тоже были заметки… В немецкие газеты я сам тоже посылаю свои корреспонденции о русский народ, русский ландшафт, — тому подобное… Пишут мне оттуда, из-за границы: «Давайте больше! Давайте чаще!..» Но-о, главное, жена не понимает (тут он сделал гримасу), что это — ра-бота тоже, а не то что… какие-нибудь шуточки… И все мне мешает, все мешает!.. Но-о, — будто спохватился он, что сказал лишнее, — вы не подумайте, ради бога, что я это серьезно насчет своей жены! Не-ет! Я это просто ради одной веселой шутки… дружеской…

И, как будто желая замять неловкость свою, которая вплела в разговор зачем-то еще и жену, немец продолжал без видимой связи, но с воодушевлением:

— Доктора-аллопаты что прописывают вам от ревматизма? Салицилку? Ха! Возьмите вы сок красного бурака, о-он, сок этот, — как бы выразиться… растворяет? Так я говорю?.. Кристаллы мочевой кислоты вдвое, втрое, вчетверо лучше, чем салицилка!.. Шпинат возьмите — это… это гениальное кушанье!.. Сколько в нем веществ, как бы сказать… обрабатывающих кровь!.. Конечно, эскимос, например, о-он — салоед, сало пожирает от холода, как вообще отопляющее вещество… Но он, эскимос этот, к чему он вообще способен больше — я хочу, чтобы вы сказали?.. Энергия вся куда идет? Чтобы переваривать пищу такую: сало моржа, например, кита, тому подобное… О-он пищеварит, а чтобы мы-ыслить мог, — не-ет!

Тут немец помахал перед своими глазами пальцем и сморщил презрительно все лицо, но тут же преобразил его, продолжая:

— Возьмите же теперь южные народы: малайцы, например, негры даже, — о-о, это очень хи-итрый народ, очень жи-ивой народ! Почему же так? — Корне-плоды! Фрукты? Овощи!.. Рис!.. Бананы!.. Можно, конечно, питаться и одними даже яйцами без ничего, только их, знаете, оч-чень много надо: сорок пять штук в день!

— Ну, это вы уж, кажется, чересчур хватили! — заметил Матийцев. — Сорока пяти яиц в день и съесть невозможно. Впрочем, может быть, вы воробьиные яйца имеете в виду, — тогда не спорю.

Немец, однако, не только не обиделся этим замечанием, но как будто даже не расслышал его (впрочем, в это время как раз и гармонист что-то такое пел и мамаша Димочки что-то кричала).

— Переходите на гомеопатию с аллопатии, которая есть шарлатанство, и с мясной пищи на растительную, — и вот тогда… тогда двадцать лет с себя скинете! — повысил голос немец, чтобы можно было хорошо его расслышать. — Я в этой области — авто-ритетная являюсь личность!

Потом он как-то заерзал на месте, огляделся по сторонам и, придвинув голову и плечи поближе к Матийцеву, заговорил теперь уже несколько тише:

— Я также и в «Кельнише цайтунг» пишу насчет угольных шахт, насчет урожая, — прочее подобное… Вот японская война, например… Ведь это же позор для нас, русских, а?.. Азиятское государство, — и когда же стало оно культурное, я вас спрошу? А какие успехи? — Рис, овощи, фрукты!.. И оч-чень мало едят, оч-чень мало!.. А какую показали энергию, а?

С полминуты он смотрел на Матийцева спрашивающими и ожидающими ответа глазами, но, ничего не услышав в ответ, продолжал теперь уже почти шепотом: