Взрывы и осколки заставляют ремонтников падать на мостовую, но сам Грачев, кажется, не обращает внимания на опасность: ему некогда... Он инженер и должен оценить характер повреждения, принять правильное решение и так организовать работу, чтоб машину привели в боевое состоявшие тут же, под огнем противника. Времени у него в обрез, кланяться осколкам и пулям некогда. Он работает сам, рядом хлопочут гвардии старшие техники-лейтенанты Архипенко и Гаврилов, старшины Трубенок и Александров, сержанты и солдаты. Ремонтники одеты в черные замасленные комбинезоны и только по кое-где оставшимся цветным пятнам можно догадаться, что спецовки были когда-то другого цвета: синие, зеленые, бежевые... Замаслены они так; что блестят, как кожаные. В руках у людей инструменты, автоматы откинуты за спину, на ремнях — гранаты. Мешает, конечно, оружие, с ним неудобно, но жить-то хочется, а противник — кругом...

Подбитый «ИС» беспомощен: разворошенная броня, открытые люки, опущен ствол пушки... Рядом с ним ремонтная летучка, и в глубине ее фургона гудит токарный станок. Тут же приткнулся танковый тягач. Жалюзи моторного отделения танка подняты, радиатор снят. На стреле лебедки повис массивный агрегат танкового двигателя «В-2-ИС». Непривычен и жалок вид «раскуроченной» грозной машины: она словно человек без одежды...

Несколько ремонтников что-то исправляют в раскрытом моторном отделении: они с головой нырнули внутрь танка, наружу торчат только ноги. И эти ноги — в движении, только по ним можно догадываться, чем занят ремонтник в утробе танка. Не так и просто ему добираться до нужного места в тесноте моторного отделения.

— Что с машиной?

— Два попадания, товарищ гвардии подполковник! «Фаустом» в башню и бронебойным снарядом в борт! — Грачев показывает правую сторону башни, откуда во все стороны торчат разлохмаченные ошметки жестяного противокумулятивного экрана.

— Мотор меняете или ремонтируете?

— Нет, что вы-ы! Видите, дырка? Бронебойный взорвался внутри и полностью вывел двигатель из строя, отремонтировать нельзя, приходится ставить новый.

— А экипаж?

— Командир убит. Заряжающий... вон лежит, тяжело ранен.

Поодаль, на расстеленном танковом брезенте, лежали два танкиста в несгораемых куртках и таких же широких штанах. Лицо одного — убитого — было прикрыто. Второй тяжело и отрывисто стонал, большое тело дергалось от приступов боли, ступни его ног то сгибались, то разгибались. Возле него склонился военфельдшер Ткаченко, а ему помогал ремонтник, у самого голова перевязана белым бинтом, лицо багрово-черное от ожога.

— Где механик-водитель и наводчик? Живы?

— В танке... Работают. Позвать?

— Когда будет отремонтирован танк?

— Думаем к утру поставить в строй! — К нам подошел мой заместитель по технической части подполковник технической службы Макаров.

— А! Хорошо, что вы здесь! Что будем делать с экипажем? Сможете выделить кого-то из ремонтников, Аркадий Парфенович?

— Вы же видите... — угрюмо говорит Макаров. — Еле справляемся с ремонтом!

— Понимаю. Надо!

— Если надо... — От усталости и раздражения голос Макарова срывается на фальцет. — Придется... Вы ж всё равно заставите!

— Не обижайся, Аркадий Парфенович!

— Да я не обижаюсь. Грачев, где старшина, который удрал из резерва? Отдай его в экипаж. Пойдет заряжающим. Как его фамилия?

— Старшина техслужбы Павел Ряшенцев. Он тут.

— Все? Или мне тоже прикажете сесть за командира танка? — От обиды голос Макарова дрожит. Сказывается перенапряжение последних двух недель боев.

— Нет, не все! Самому садиться не надо. Все еще впереди: когда я сам сяду за командира машины, возьму тебя механиком-водителем. А сейчас давай без нервов. У меня они тоже есть, знаешь? Выделяй одного офицера-техника. Пока будет командиром танка. Понятно?

— Понятно! — Макаров подчеркнуто щелкает каблуками и козыряет. — Пойдет старший техник-лейтенант Архипенко.

Хороший офицер Макаров. Болеет за дело, смел, инициативен. Он и внешне красив, все, как говорится, при нем: высокий, стройный, черноволосый. Техническая должность позволяет ему быть подальше от передовой, подальше, значит, от смерти... А он всегда старается быть ближе к танкам. Танкисты его любят за это, а ремонтники побаиваются: строг «зампотех», спуску не дает. Но это на пользу делу; знаю, что Макаров с бронетягачами и ремонтными летучками всегда рядом с танками. В бою я всегда спокоен за техническое обеспечение полка. Хорошо, когда есть такие помощники!

Не сломило Макарова и тяжеленное горе: в нашем же полку в роте автоматчиков воевал его младший братишка, лет восемнадцати. Братья были сильно похожи друг на друга, здорово привязаны один к другому. Я понимал, как тяжело было старшему брату видеть и сознавать, что младший может в любую минуту погибнуть. Со мною тоже так было, когда воевал в 1-й гвардейской танковой бригаде; брат мой младший там же командовал минометным взводом. Он был моложе меня на шесть лет, еще мальчик, по существу, и я боялся и жалел его больше, чем себя. Но что можно было сделать в боевой обстановке? Только надеяться на лучшее... На судьбу. В то же время младшие братья — и мой и Макарова — старались быть достойными нас, старших, ну и лезли прямо на огонь, в самое пекло.