А в это время барон и Андреа, оставшись одни, все никак не могли обрести дар речи.

Да, гостиная дома де Таверне являла собой весьма необычную картину.

Андреа, стиснув руки, размышляла о чреде странных, неожиданных и небывалых событий, ворвавшихся в ее доселе спокойную жизнь, и, похоже, предавалась мечтам.

Барон стоял, нахмурив седые мохнатые брови, и трепал свое жабо.

Николь, прислонясь к двери, взирала на хозяев.

Ла Бри, держа руки по швам и приоткрыв рот, пялился на Николь.

Барон первым пришел в себя.

— Мерзавец! — закричал он на Ла Бри. — Ты торчишь тут столбом, а дворянин, королевский офицер ждет на улице!

Ла Бри от неожиданности смешно подскочил, зацепился правой ногой за левую и, пошатываясь, исчез.

Через несколько секунд он вернулся и доложил:

— Этот дворянин внизу.

— Что он делает?

— Кормит бедренцом коня.

— Ладно, пусть. А карета?

— Стоит на дороге.

— Запряженная?

— Четверней. Какие лошади, сударь! Они объедают гранатовые деревца на цветнике.

— Королевские лошади могут объедать все, что им угодно. Да, кстати, а колдун?

— Колдун исчез, сударь.

— Исчез, оставив драгоценную посуду? — удивился барон. — Нет, этого не может быть. Он или вернется, или кого-нибудь пришлет.

— Вряд ли, — ответил Ла Бри. — Жильбер видел, как он уехал вместе со своей фурой.

— Жильбер видел, как он уехал вместе с фурой? — задумчиво переспросил барон.

— Да, сударь.

— Этот лоботряс Жильбер все видит. Ладно, ступай собери сундук.

— Уже, сударь.

— Как уже?

— Когда я услышал приказ ее королевского высочества, я тут же отправился в комнату господина барона и запаковал одежду и белье.

— Чего ты суетишься без приказа, дурак?

— Сударь, я подумал, что правильно сделаю, если предупрежу ваше желание.

— Болван! Ладно, ступай помоги барышне.

— Благодарю, отец. У меня есть Николь.

Барон снова задумался.

— И все-таки, продувная ты бестия, это невозможно, — бросил он Ла Бри.

— Что, сударь?

— А то, о чем ты не подумал, потому что ты никогда не думаешь.

— Да что же, сударь?

— Чтобы ее королевское высочество уехала, ничего не оставив господину де Босиру, или чтобы колдун исчез, не вручив Жильберу записки.

В этот миг со двора донеслось нечто вроде свиста.

— Сударь, — произнес Ла Бри.

— Ну что?

— Зовут.

— Кто?

— Тот господин.

— Офицер?

— Да. А вон и Жильбер прохаживается, словно у него есть что сообщить.

— Ну так ступай к ним, скотина.

Ла Бри исполнил приказание с обычной поспешностью.

— Отец, — подойдя к барону, промолвила Андреа, — я догадываюсь, что сейчас вас мучит. Вы ведь знаете, у меня есть тридцать луидоров и украшенные алмазами часы, которые королева Мария Лещинская пожаловала моей матушке.

— Да, да, дитя мое, очень хорошо, — отвечал барон. — Но ты их сбереги, тебе понадобится красивое платье для представления ко двору… Изыскать нужные средства — это уже мое дело. А, вот и Ла Бри.

— Сударь! — влетев в гостиную, закричал Ла Бри, держа в одной руке письмо, а в другой сжимая несколько золотых монет. — Вы посмотрите, что оставила мне дофина! Десять луидоров! Целых десять луидоров!

— А что это за письмо, олух?

— Это вам, сударь. От колдуна.

— От колдуна? Кто тебе его дал?

— Жильбер.

— Ну, что я тебе говорил, ослиная ты башка? Живо, давай его.

Барон вырвал у Ла Бри письмо, поспешно распечатал и вполголоса прочел:

«Господин барон!

Эта посуда, после того как в вашем домике к ней прикоснулась августейшая рука, принадлежит вам. Оставьте ее себе как реликвию и вспоминайте иногда вашего признательного гостя

Жозефа Бальзамо».

— Ла Бри! — после недолгого размышления крикнул барон.