— Ей-богу, недурная сумма.

— Но это еще не все, — подхватила Николь. — Господин барон вернется сюда богатым. Он мечтает отстроить Мезон-Руж и подновить Таверне.

— Прекрасное намерение.

— И тогда в замке нужен будет привратник.

— Само собой разумеется.

— Так вот, мадемуазель отдает место…

— Место привратника счастливому супругу Николь, — подхватил Жильбер с нескрываемой иронией, которая на сей раз не ускользнула от чуткого слуха Николь и несколько огорошила ее.

Тем не менее она сдержалась.

— И надо полагать, Жильбер, — продолжала она, — вы знаете, кто будет счастливым супругом Николь?

— О ком это вы, Николь?

— Право, или вы поглупели, или я вдруг разучилась говорить по-французски! — воскликнула девушка, которую эта игра начала уже раздражать.

— Да нет, я прекрасно вас понял, — успокоил ее Жильбер. — Итак вы предлагаете мне стать вашим мужем, мадемуазель Леге?

— Да, господин Жильбер.

— И, даже разбогатев, вы не изменили своих намерений относительно меня? Должен сказать, я вам крайне признателен.

— Правда?

— Чистейшая правда.

— Ну, так по рукам? — не колеблясь, воскликнула Николь.

— То есть?

— Вы согласны?

— Нет, отказываюсь.

Николь отпрянула от окна.

— Жильбер, вы злой или, во всяком случае, бездушный человек, — сказала она, — и можете мне поверить, этот ваш поступок не принесет вам счастья. Если бы я вас еще любила и если бы сделать вам это предложение меня толкнуло что-нибудь, кроме щепетильности и порядочности, вы разбили бы мне сердце. Но слава Богу, я только хотела, чтобы никто не смог сказать, будто Николь, разбогатев, презрела Жильбера и в отместку за обиду заставила его страдать. Но с этой минуты между нами все кончено.

Жильбер равнодушно пожал плечами.

— Можете не сомневаться, — продолжала Николь, — я прежде всего подумала о вас, решившись при своем свободолюбивом и столь же независимом, как ваш, — и вы это знаете — характере похоронить себя здесь, когда меня ждет Париж! Париж, который станет моей сценой, — вы это понимаете? Я решилась обречь себя ежедневно, круглый год, всю жизнь видеть эту равнодушную физиономию, за непроницаемым выражением которой кроются презренные мысли! То была жертва с моей стороны, но вы не поняли этого, и тем хуже для вас. Не стану утверждать, Жильбер, что вы еще пожалеете обо мне, скажу лишь, что вы еще ужаснетесь и покраснеете, увидев, к чему приведет меня пренебрежение, которое вы сегодня мне выказали. Я могла остаться порядочной, и мне нужна была всего лишь дружеская рука, которая удержала бы меня на краю пропасти, куда я скольжу, скатываюсь, куда вот-вот упаду. Я взывала: «Помогите! Протяните руку!» — но вы, Жильбер, в ответ толкнули меня. И я скольжу туда, падаю, я найду там свою гибель. Господь еще спросит с вас за это преступление. Прощайте, Жильбер, прощайте навсегда!

И, закончив эту речь, явив все благородство, что таилось в глубинах ее души, гордая девушка ушла без гнева и раздражения, как подобает всем избранным натурам.

Жильбер спокойно захлопнул окно и прошел в глубину своей каморки, где возобновил таинственные занятия, прерванные появлением Николь.

Прежде чем вернуться к хозяйке, Николь остановилась на лестнице, чтобы подавить клокотавшую в ней ярость.

Она застыла в задумчивости, сжав рукой подбородок и нахмурив брови, и в этот миг была так хороша собой, что проходивший мимо барон, несмотря на всю свою занятость, не удержался и поцеловал ее, точь-в-точь как это сделал бы г-н де Ришелье, будь ему лет тридцать.

Вырванная игривостью барона из раздумий, Николь поспешно поднялась к Андреа, которая уже закрывала сундучок.

— Ну как, надумала? — поинтересовалась м-ль де Таверне.

— Надумала, мадемуазель, — с самым непринужденным видом ответила Николь.

— Выходишь замуж?

— Нет, совсем даже наоборот.

— Вот как? А что же твоя великая любовь?

— Она не может для меня перевесить той доброты, какую ежечасно выказывает мне мадемуазель. Я принадлежу мадемуазель и хочу принадлежать ей всегда. Я в ладах с госпожой, которую выбрала себе, но буду ли в ладах с господином, которого выберу?

Андреа была тронута этим проявлением чувств: ей просто не верилось, что легкомысленная Николь способна на такое. Само собой, она не знала, что Николь держала ее, так сказать, на крайний случай.

И Андреа улыбнулась, радуясь, что вот еще одно человеческое существо оказалось лучше, чем она думала.

— Ты правильно делаешь, Николь, оставаясь со мной. Я этого тебе не забуду. Доверь мне твою судьбу, и, ежели мне повезет, обещаю, что ты получишь свою долю удачи.

— Мадемуазель, решено, я еду с вами.

— Без сожалений?

— С закрытыми глазами!

— Это не ответ, — заметила Андреа. — Мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь ты упрекнула меня, что последовала за мной очертя голову.