Я ее не любил. Годы спустя, когда вколоченные в детстве умения спасали жизнь, не раз вспоминал с благодарностью… Но не полюбил. Невозможно любить боевую машину, предназначенную лишь для убийств. Пусть и утратившую ряд функций – все равно невозможно.

– Ты не появлялся здесь четырнадцать лет, мерзавец, – отчеканила бабушка без малейших признаков родственной сентиментальности. – Так за каким чертом явился теперь?

– Тут у вас в Ольгино завелся урод, охотящийся на людей, – сказал я.

– Уважительная причина для визита… Завелся – и что?

– Уложил его. Куском стекла. Метнул, стоя спиной, и попал в глаз. Спасибо за все, чему научила, бабушка.

Я опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Отнюдь не морщинистую и не покрытую старческими пигментными пятнами – процедуры омолаживания бабушка проходила регулярно.

Выглядел мой жест театрально, но был вполне в бабушкином вкусе. Она, например, любила рассказывать, как влюбилась в моего прадедушку, когда тот ласточкой сиганул ради нее с перил Крымского моста в Москву-реку – спонтанно, как был, в костюме и при галстуке… Рассказы про героического прадедушку я вообще в те далекие годы переваривал с трудом. И мой нынешний позывной – Мангуст – появился на свет во многом благодаря бабушкиным историям. Дело в том, что мой нырнувший с моста предок носил боевое прозвище Гюрза.

Расчет оправдался. Голос бабушки Стаси звучал гораздо мягче, когда она произнесла:

– Вставай уж, двоечник… Кусок стекла… Сколько раз я говорила тебя: никогда и никуда не выходи из дома без метательного ножа в рукаве!

Я покаянно вздохнул. Поднимаясь, отметил: кресло у бабушки новое, еще более навороченное. Любопытно… В детстве я не задумывался: а на какие средства существует бабушка Стася, да еще содержит внука? В смысле правнука, то есть меня… Старушка явно не бедствовала, всегда жила на широкую ногу. Ладно, допустим, что бывшие сотрудники особых подразделений и пенсию получают особую, из фондов, ничего общего с собесом не имеющих. Но эти ее кресла… Наверняка ведь такие игрушки изготавливаются по спецзаказам, в единичных экземплярах и под конкретного человека… Что забота о ветеранах, даже самых героических, у нас простирается так далеко, я никогда не поверю. Вот «дыродел» с одним патроном – это по-нашему, дешево и сердито.

Полчаса спустя мы сидели за чаем с тарталетками и канапе – покупными, разумеется, кулинарными талантами бабушка никогда не блистала. Я закончил свою скорбную повесть. Многое осталось за рамками рассказа: мои недельные скитания в царскосельской канализации, начавшиеся с собственноручно проведенной хирургической операции по удалению чипа, и знакомство с обитателями подземных лабиринтов – с людьми и не совсем людьми, и со странными тварями, о существовании которых и не подозревают прохожие, разгуливающие буквально над их логовами… И конечно же, за кадром остался эпизод с ограблением энергозаправки. Ни к чему расстраивать старушку.

– То есть передо мной сидит дезертир со смертным приговором за плечами… – задумчиво произнесла бабушка, вертя в пальцах шпажку от канапе.

– Никто меня к казни не приговаривал, – возмутился я. – Меня приговорили к героической гибели в бою за Печору. Перед тобой сидит павший герой.

– Не словоблудствуй. Я не воспитывала из тебя дезертира.

– Но ты учила меня оставаться живым. Всегда, при любых вводных. Разве я плохой ученик?

– При любых вводных, но не любой ценой… А какой ты ученик, сейчас проверим…

Шпажка в ее пальцах изогнулась – и исчезла. Обнаружилось крохотное оружие на другом конце стола – воткнулось в большое красное яблоко, венчавшее чашу с фруктами. Глубоко воткнулось, по самую рукояточку… Боевую форму бабушка Стася не утратила, упомянутое яблоко вполне могло оказаться глазным. Моим, например.

– Повтори, – попросила она.

Я вытянул шпажку из крохотного бутербродика, примерился…

– Левой рукой, левой… – внесла коррективу бабушка. – Как я.

Ей что, обеими руками владеет одинаково, а мне давненько не доводилось тренироваться… Однако повезло, не опозорился, – шпажка воткнулась рядом с первой.

Ни слова похвалы я не дождался. Бабушка кивнула, словно убедилась в чем-то и без того достаточно очевидном. И спросила:

– Что теперь? Каковы дальнейшие планы павшего героя?

– Буду добиваться, чтобы поставили бюст на могиле. Все-таки дважды Герой России, негоже под пирамидкой со звездочкой лежать. Ну и улицу в каком-нибудь райцентре переименовать… Улица капитана Дашкевича – звучит неплохо.

– Смешно. А потом? Встанешь у бюста и начнешь раздавать автографы?

– Не знаю, – сказал я, отбрасывая несерьезный тон. – Ничего не знаю… Была одна надежда, но не оправдалась…

Все мои возможные перспективы бабушка представляла не хуже меня. Но я надеялся: вдруг присоветует что-то толковое, что самому не приходит в голову? Или, чем черт не шутит, поможет, задействовав старые связи. Некоторые люди в отставку никогда не уходят, и кое-кто из былых коллег бабушки мог до сих пор оставаться в окопах невидимой миру войны…

Но бабушка что-либо оригинальное предложить не спешила. Поинтересовалась достаточно очевидным вариантом:

– Не думаешь перебраться в Москву, под крылышко к Кауфману?