– У одной металлические, у другой нейлон. Ну и что?

Андреа неспешно перебирает нейлон, а потом неожиданно пробегает боем по металлу. Уши Марата наполняют яркие, резонирующие, пронзительные звуки.

– Первая, с нейлоновыми струнами, – действительно обычная испанская гитара, а вторая – акустическая.

– Значит, разница в звуке, который регулируется материалом струн?

– Да, у акустики – это всегда металл, никель или сталь. Но если присмотреться, заметишь: у такой гитары коробка всегда немного больше, инструмент словно шире в плечах своей классической подруги, а гриф у него чуть-чуть длиннее.

– Какие тонкости! – Марат не привык, что его чему-то учат в мире музыки.

– Эта, – Андреа показывает на кленовый корпус семиструнной гитары, – ваша родная. Так и называется – русская. И это не просто акустическая гитара с дополнительной струной, у нее своя настройка. А здесь…

– Здесь все ясно, – Марат оборачивается к следующему стенду. – Электрика – она и есть электрика. Блюз, рок, фолк, кантри и иже с ними.

– Точно, – Андреа неторопливо перебирает грифы и ласково называет каждый: резофоник, нэшнл, педал-стилл, лэп-стилл, добро, баттл-нэк.

Марат еле сдерживается, чтобы не открыть от удивления рот.

– Я раньше делил этот инструмент на гитару и бас-гитару, – нехотя признается он.

– Ага, – поддакивает довольная Андреа. – Ты забыл добавить тенор-гитару: четырехструнную, с укороченной мензурой, диапазоном и строем банджо, и баритон-гитару с длинной мензурой. А еще не упомянул безладовую и слайдовую.

– Ну ладно, ладно. В многообразии ты, допустим, убедила. Но это все издержки современности: XX век, а нам нужны старинные инструменты.

Андреа разглядывает три гитары, заботливо убранные хозяином за стекло.

– Да, выбор небольшой, но здесь наверняка лучшее из того, что мы могли бы найти.

Марат подходит к витрине, ни о чем не спрашивает, всматривается в инструменты. Он все же профессионал. Скептицизм уступает место здоровому интересу. Музыкант видит, что корпуса гитар более узкие и плоские, дерево, хоть и отлично сохранившееся, явно старинное, струны сделаны из кишок.

– И какой это век?

– Надо спросить у хозяина. Я так не умею различать, – неохотно признается Андреа. – Только эти инструменты так и называются: гитары Возрождения и барокко. Они очень изящные. Жаль только, звучание у них довольно слабое, но для салона подойдет именно такая гитара.

– Выбирай и пойдем.

– Подожди! Ты же не видел главного!

Андреа стремительно втягивает его в следующий зал.

– Вот! – торжественно объявляет она.

– Что? – Марат обводит комнату пристальным взглядом. Здесь совершенно точно собраны гитары одного типа. Пять минут назад он бы с удовольствием назвал их обычными классическими, но теперь не спешит.

– Фламенко. – Любовно, с искрами в глазах.

– Фламенко? – Задумчиво и грустно.

Андреа косится на Марата. Что за интонация? Нечто личное?

– Коробка более узкая, изготавливается из деревьев разных пород, струны расположены ближе друг от друга, но это все мелочи. Здесь ударные, яркие звуки. Не столь громкие и резонирующие, как в акустике. Другие. Волшебные. Слушай.

Андреа играет, Марат замирает, как когда-то Алка в подземном переходе. Но ему повезло больше. Для Алки жила только гитара, а для Марата ожила женщина. Гитара требует – Андреа отдает. Гитара плачет – Андреа тоскует. Гитара танцует – Андреа качает ногой. Гитара исторгает страсть – Андреа сверкает глазами. Гитара играет – Андреа живет. Гитара и Андреа, Андреа и гитара – один узел, одна нить, одно дыхание.

Андреа играет, Марат слушает, и обоим невдомек, что перед глазами у них одна и та же картинка: отбивающая каблучками дробь маленькая черноволосая девочка.

– Что скажешь?

У Марата нет слов. Только один вопрос:

– Ты гитаристка?

Андреа опускает голову, отставляет гитару, поднимает на Марата полные тоски глаза и глухо, хрипло, с усилием произносит:

– Да.

– Да. – Андреа гладит рыжую, кудрявую головку, заливаясь счастливыми слезами.

– Правда-правда?

– Правда-правда. – Прижимает к себе худенькое тельце, целует глаза, щеки, лоб, нос, подбородок.

– Ты моя мама? – еще раз уточняет ребенок.

– Я твоя мама.

Если бы Андреа только могла знать раньше, что собой представляет процедура выбора ребенка усыновителями в детских домах, она бы провела не одну бессонную ночь, прежде чем окунуться в этот ужас протянутых детских рук, просящих глаз, заискивающих беззубых улыбок.

Они с Димом идут по коридору в сопровождении заведующей.