– А мама? – только и может выдохнуть Андреа.

– Мама не знает. Ты хочешь жить в воображаемом мире – я иду навстречу твоим желаниям.

– Спасибо. – Андреа физически ощущает, как стыдливые угрызения совести пробегают по коже крупными мурашками и стучатся в каждый закоулок ее плоти.

– Но это не может продолжаться вечно! – В шепоте Пас столько гнева и беспокойства! Испанский темперамент вот-вот возьмет верх над здравым смыслом, и придуманная Андреа история рассыплется под градом громких возгласов сестры.

– Пожалуйста, потерпи еще немного, – Андреа сжимает руку Пас. Если бы она могла, она бы зажала ей рот.

– Возвращайся, Анди. Слышишь? Я не знаю, что ты там делаешь, но явно не взбираешься на музыкальный Олимп! Твое имя мелькает в информации пятилетней давности. Что тебя там держит? Почему ты не уедешь? Кто тебя там ждет? Что?

Андреа знает, как успокоить разволновавшуюся сестру. Усыпить бдительность женщины, ратующей за семейные ценности и счастливую личную жизнь, можно одним-единственным словом. Обрусевшая испанка улыбается. Она думает о дирижере, который сторожит чужие дома, о сибирском заключенном, пишущем прекрасные стихи, и о маленькой девочке, что будет ждать ее у танцующего стекла. Андреа проваливается в свои мысли, уползает от сестры в спасительную раковину. Но прежде, чем плотно захлопнуть дверь, успевает заговорщически прошептать:

– Свидание.

Свидание не состоится, но Андреа об этом еще не знает. Все ее мысли сосредоточены за столиком на двоих в кафе на Пуэрта дель Соль.

– Как это переводится?

– Ворота солнца.

– Почему?

– Тебе нужна историческая справка или мои мысли?

Ее мысли Марату гораздо интереснее, но историю тоже можно послушать.

– В XV веке здесь был пригород и проходила городская стена с воротами, обращенными в сторону солнца.

– Ясно. Это объяснение летописцев. А у тебя какое?

У нее простое: двое людей пьют кофе, смотрят друг на друга и перебрасываются непринужденными фразами. Кто они: закадычные друзья, любовники или просто знакомые? А может быть, они просто никто и сама судьба свела их вместе за столиком? Но тогда, может, они станут кем-то? Иначе как объяснить это сияние глаз, которое слепит обоих и делает площадь солнечной?

– Мадрид – по статистике самая солнечная европейская столица. На этой площади практически круглый год светит солнце.

– И это все? – Разочарованно.

– Все. – Сдержанно.

– Смотри. – Андреа почти на самом краю смотровой площадки башни Пикассо.

– Отойди, – пугается Марат.

– Боишься высоты? – Андреа – у самого парапета. Ей нравится дразнить его.

У Марата кружится голова. Ему кажется, что внизу плещется море.

– Отойди! – Грубо, настойчиво, по-мужски.

– Ну ладно. – Покорно и очень женственно.

– Покажи мне лучше свое любимое место в Мадриде.

Андреа не уверена, что хочет идти туда.

– Ну пожалуйста.

– Пойдем.

Берег Мансанарес, одинокие оливы, уютная лавочка, слезы в глазах.

Марат рассматривает спутницу:

– Все ясно. Детство. Одноклассник. Первый поцелуй…

– Ничего тебе не ясно!

– Объясни!

– Уже даже не юность. Муж. И поцелуи практически последние.

– Муж?

– Да. Его звали Вадим. Он был русский.

– Ушел?

Да, как сказать? В общем…

– Да, ушел… Мы были здесь за месяц до… до… до всего.

Андреа больше не сдерживается. Она горько оплакивает Дима на твердом плече Марата.

Парк Буэн-Ретиро к слезам не располагает и совершенно не оправдывает свое название [43] . Жизнь бьет ключом: бегуны, роллеры и велосипедисты рассекают по аллеям, заставляя пешеходов испуганно оглядываться и отпрыгивать. Стайки подростков играют в сокс и горланят какие-то речевки. Залитое солнцем озеро усеяно лодками, как сердцевина подсолнуха – семечками. У Хрустального павильона играет оркестр, и музыка проникает в каждый уголок зеленого острова. Во времена Пио Барохи [44] все было не так: изящные дамы, галантные кавалеры, изысканная публика – заядлые театралы и любители праздного отдыха. Где они теперь?

И только спутница Марата похожа на героиню романа: легкая широкая юбка, из-под которой едва торчит носок тряпичной туфельки, блузка с короткими рукавами-фонариками, волосы собраны от жары в пучок, а короткие пряди обрамляют странно светлую для испанки кожу лица кокетливыми завитками. На глазах – ни грамма косметики, над головой – белый кружевной зонтик. Барышня начала ХХ века, да и только.

Это их последний день в Мадриде. Ноги, голова, глаза устали от живописи Прадо, архитектуры дворцов, скульптур на бульварах и площадях, фонтанов и галерей. Сегодня они просто гуляют. Марат приехал из гостиницы. Андреа пришла из дома. Она подготовилась: юбку вытащила из шкафа Франсиски, зонт позаимствовала у тети Анхелики. Впечатление произведено.